Змеиное гнездо Автор: Angstsourie Бета: Penelopa~ Рейтинг: PG Жанр: ангстовый романс Пейринги: Нио/Ягю, Юкимура/Санада Краткое содержание: причуды опасных связей Предупреждение: это Риккай, каким я его вижу. Написано на челлендж You got game. читать дальше Нио теряет терпение довольно редко. С оглушительным треском хлопает дверь, и видно, как он уходит по дороге быстрым шагом, привычно сунув руки в карманы и привычно ссутулившись, нервно подергиваясь из стороны в сторону. Ягю не девица, чтоб за ним бегать. Он остается дома, унимать дрожь в пальцах, охлаждать ум. Бесполезные занятия, предметы, подвернувшиеся под руку. Сперва велик соблазн швырнуть их об еще подрагивающую дверь. В следующее мгновение становится понятно, как это глупо. Спокойствие приходит пугающе быстро, оглушая пустотой. В пальцах стынет стекло чашки. И тогда открывается дверь и просовывается мрачная встрепанная белая голова, цедит что-нибудь язвительное, и беглец протискивается в комнату, не обращая внимания на поджатые губы хозяина. Разговор начинается заново. Слова, словно камни, падают в пропасть, зависшую между ними. Ничего личного. Какое тут личное, когда по комнате еще мечется отраженный крик? И в этот раз они договариваются легко. Так легко, что Ягю подозревает, что Нио никогда не теряет терпения. Что все эти побеги - это еле заметный нервный тик человека, ясно и спокойно видящего крап на пятнистой рубашке карт. Ягю знает - когда Нио уйдет, он не будет хлопать дверью. Он закроет ее за собой с обычной небрежностью, оставив пиджак висеть на стуле, и просто начнет новую игру. Но пока, признаться, эта игра интересна обоим.
Юкимура ходит неслышно, говорит тихо и вкрадчиво, с мелодичными нотками беззвучного смеха. Юкимура легок и изящен, кривит вверх уголки губ - кто не знает, может решить, что улыбается. Юкимура вьется тонким побегом дикого плюща - того, который убивает под собой все живое. Юкимура никогда не повышает голоса - только легкое облачко недовольства пробегает по тонким чертам. Юкимура никогда ничего не ждет - только оборачивается с немым изумлением, когда не чувствует за плечом своего вечного спутника. Юкимура никогда ни о чем не просит - только кончики тонких пальцев слегка ударяют в грудь, обрушивая на кровать собеседника. Юкимура никогда ничего не требует - просто говорит, чего он хочет. Юкимура никогда не остается ночевать - его ледяная постель ему уютнее всего на свете. И Санаде порой просто хочется знать, что держит его рядом с совершенно чужим человеком.
Уважаемые участники и читатели, обращаем Ваше внимание на то, что не все из представленных ниже песен были разосланы участникам. Желаем удачи с угадыванием!
1. Даром преподаватели - Пугачева 2. Belle (из мюзикла "Собор Парижской богоматери") 3. В последнюю осень - ДДТ Автор Erring, угадала Ягода Рябины 4. Надежда, мой компас земной Автор - Eswet, угадала xellga 5. Во поле береза стояла Автор - Laise, угадала koudai 6. We will rock you - Queen 7. Ты меня никогда не забудешь (из рок-оперы "Юнона и Авось") Автор - xellga, угадала Hikarino_Aki 8.We are the champions -Queen Автор - Hikarino_Aki, угадала - Laise 9. Ветер с моря дул - Натали 10. Winner takes it all - ABBA 11. Жил отважный капитан 12. Аргентина-Ямайка, 5-0 - Чайф 13. Ты дарила мне розы - Ночные Снайперы 14. Не оставляй меня, любимый - ВИА Гра Автор - Riniti9, угадала - Hikarino_Aki 15. Прости Меня Моя Любовь - Земфира 16. Жили у бабуси два веселых гусяАвтор фика на песню - Кышь. Угадала - xelllga 17. Давным-давно (из к/ф "Гусарская баллада") Автор - VaLara, угадала Ягода Рябины 18. My heart will go оn - Celine Dione 19. В лесу родилась елочка 20. Большой секрет для маленькой компании 21. The World Is Not Enough - Garbage 22. Пора-пора-порадуемся на своем веку (из к/ф "Д'Артаньян и три мушкетера") 23. Привет - Секрет 24. Мое сердце остановилось - Сплин 25. Beathles - Yesterday Автор - Таэлле, угадала Eswet 26. Crazy - Aerosmith 27. Oops, i did it again - Britney Spears 28. Глюкоза - Невеста 29. All about us - Тату 30. Песня про Зайцев (из к/ф "Бриллиантовая Рука")
Название: О красоте поэтических поединков. Фэндом: РоТ Автор: Laise Пейринг: Санада/Атобе (или наоборот, я у них не спрашивала). Присутствует Тезука, как вечный предмет спора меж ними обоими. Рейтинг: PG Написано на песенный челендж и даже вроде отвечает требованиям, нэ? Песня угадывается, честное-пионерское, оттестила на друзьях. Анима мне не принадлежит, герои тоже, ну разве что только хокку...
читать дальшеНе нужно делать над собой усилие или использовать умение для определения того, ЧТО собирается делать Тезука. Это и без того ясно. Мяч раз за разом отлетает в определённую точку и капитан Сейгаку отправляет его в полёт, заставляя противника носиться по корту, мысленно проклиная тот день, когда вообще начал играть в теннис. Сам же Тезука был как всегда невозмутим. Более того, он словно бы светился изнутри, настолько мощным был его внутренний стержень, его сила, его способность концентрироваться. Он стоит на месте, или делает короткий скупой шаг, но всегда в пределах чётко очерченного круга. Знаменитая «Зона Тезуки», разбить которую мало кому под силу. Капитан Сейгаку - игрок национального уровня, слишком быстро учится. Дважды одной и той же ошибки не сделает. Разве что намерено, дабы отточить контрудар.
Тонкая сакура, В лучах закатного солнца Ты так одинока…
- Восторгаешься, Атобе? – Санада подкрался как-то уж очень тихо, что, впрочем, не помешало ему почувствовать его приближение и прочесть строки вслух, не отрывая глаз от играющего Тезуки. - Просто наблюдаю, - пожал плечами капитан Хётей, не удостоив риккайдайца и взгляда. Давняя игра, которая нравилась обоим. Но стоит ли это произносить вслух, если и так всё ясно? Произнести что-то вслух, это как узаконить отношения, поставить точку, а это явно лишнее. Все эти заигрывания, подначивания, они ведь здорово щекочут нервы обоим. Так зачем лишать себя приятного, во всех отношениях, развлечения?
Даже ветер Не смеет касаться твоих лепестков. Жалкий соперник!
На сей раз сдерживать поэтический порыв не стал Санада. И Атобе был вынужден признать, что получалось это у потомка самураев весьма… впечатляюще. Капитан Хётей скосил взгляд на соперника. Вне всякого сомнения, оно того стоило. И полуулыбка на всегда сосредоточенном лице, и прищур тёмных глаз, лёгкий румянец на смуглых щеках… Но ведь поединок не может быть завершён так быстро, тем более, что Тезука всё ещё играет. Они сидят рядом. Куртки наброшены на плечи, ещё чуть – и они соприкоснутся рукавами. Как восхитительна близость!
Я приду. Согрею в ладонях твои цветы, Нежная сакура!
Санада улыбается чуть шире, и Атобе затаил дыхание. Конечно, это чертовски сложно: держать марку Орэ-самы и просто быть собой. Маска – она для всех, далеко не всем позволено знать истинное лицо Кейго Атобе. И только Санада Геничиро не спрашивал высочайшего дозволения и всё понял сам. И как можно отказаться от ТАКОГО противника? Ответ изящен и прост. И гениален, как всё простое. Никак. Не возможно отказаться, равно как и променять на что-то иное. Стремление за звездой Тезуки – оно как прибой. Нахлынет и сойдёт. А вот соперничество с вице-капитаном Рикайдай – оно вечно. - Чертовски напоминает признание, Атобе-сан, – в голосе насмешка и ни капли ревности.
Только мне Дозволено сломить цветущую ветку. Я садовник…
- Это вызов, Санада-сан? – Против воли взгляд возвращается на тонкую грациозную фигуру на корте. Противник – раздавлен, Тезука снова победил. Кто бы сомневался. Слишком хорошо они оба знают цену, которую готов платить капитан Сейгаку за победу. Ту же цену не задумываясь, заплатит каждый из них. «Ты же сам этого хотел» - красноречиво отвечает взгляд риккайдайца. О да, хотел, хочу и хотеть буду. Медленный кивок, взгляд неотрывно следит за теннисистами, пожимающими друг другу руки. Сейгаку восторженно хлопают капитана по плечам, но Тезука, точно не замечает их радости. Медленно поднимает глаза на трибуну, и видит прореху среди зрителей. Два пустых места. И только сброшенные куртки говорят о том, КТО эти места занимал всего пару минут назад.
Розовые цветы В твоих руках на рассвете…
Атобе не завершил хокку. Вместо него это сделал Санада. И сделал, надо сказать, красиво, как всё, что он делает.
Главное - запомнить: спасти мир, уничтожить злодея, а не наоборот!
Название: *связано с песней* Автор: Кышь Бета: Идейный ВраК Персонажи: Рюзаки-сенсей, Кайдо, Момоширо Жанр: джен Рейтинг: G Отказ: Принц Тенниса мне не принадлежит Предупреждение: ООС
читать дальшеЗакатное солнце бьет в окна тренерского кабинета, окрашивая все в рыже-алый цвет. Рюзаки-сенсей сидит за столом и пытается составить отчет. Прошлый учебный год выдался действительно насыщенным. Она отодвигает клавиатуру и улыбается. Мальчики, ее мальчики. Разлетелись, словно птенцы из гнезда. Разошлись своими путями. После Сейшун Гакуен нет старшей школы. Звонят, звонят еще - откликами прежней жизни. Учатся, влюбляются, ссорятся… и продолжают играть в теннис. Хотя... не все еще улетели. Не все. Рюзаки улыбается, услышав такое знакомое шипение и ругань из-за окна. Кто мог знать, что Кайдо окажется действительно хорошим капитаном? Или то, что они с Момоширо смогут настолько конструктивно работать вместе? Завтра отбор на Национальный, а эти двое еще здесь, на корте. Она на секунду закрывает глаза и вспоминает.
Поздний вечер, приоткрытая дверь в класс, из-за которой выбивается луч света. Кайдо сидит за столом, согнувшись над бумагами, и черкает в них что-то, невнятно бормоча себе под нос. Рядом сидит Момоширо и скучающе смотрит в окно. - Так в чем проблема, Змей? Оставим предыдущий вариант внутрикомандных соревнований? Или попробуем… - Фшшшшш… Такеши тянется, выгребает из кучи бумагу и, не обращая внимания на злобно-усталое шипение, что-то в ней исправляет. - Так будет лучше. - Почему это? – Кайдо встает из-за стола и нагибается к Момоширо. - Потому что я так сказал, – Момо тоже встает. - Ты у нас теперь тенсай, что ли? - А если и так? - Фшшшшшш… - Ррррррррр…
Рюзаки собирается войти в класс и изгнать оттуда полуночников, но трель телефона прерывает ее движение. Момоширо внезапно улыбается, посмотрев на экранчик аппарата, прыгающего на столе: - Ладно, до завтра, Змей. Пиши, что хочешь. Рюзаки-сенсей успевает только сделать шаг в сторону, когда Момоширо, подхватив телефон вылетает из класса.
Вслед ему доносится голос Кайдо: - Вниманию встречающих, совершил посадку самолет «Бройлер-747», прибывающий рейсом 31-13 Нью-Йорк - Токио...
Потом он хмыкает, складывает разбросанные бумаги, смотрит на тот злосчастный лист со списком внутрикомандных соревнований и, кивнув сам себе, отправляет в папку, не исправляя ничего.
В классе снова раздается звонок телефона, и, успокоившись и почти отойдя от двери, Рюзаки видит какую-то беззащитно-открытую улыбку Кайдо и слышит: -Инуи-семпай…
*** По школе разлетаются шепотки, бегут, отражаясь от стен и перекрытий, и пробираются в классы. Рюзаки-сенсей не вслушивается в эти шепотки. Еще чего не хватало. Ей просто не хочется идти сегодня на тренировку. Такой вот день неудачный – проспала, еле влезла в вагон, не позавтракала, еще и над головой серое небо. Да еще… Умом понимать: не всем быть гениями и звездами, а сердцем – не верить, что она больше не увидит на этом корте наглого мальчишку Эчизена, Золотую пару, «пылающую» подачу Така-сана, улыбку Фуджи, тетрадь с данными Инуи и не услышит знаменитого «Не будьте небрежными». Но когда она поворачивает из за угла – школьные шепотки все же ее догоняют: - Бучо играет с фукубучо, скорее! И она слышит удары ракетки о мяч, видит взлетающего над сеткой Момоширо…
- 7:6! Гейм и сет Кайдо.
И ее губы непроизвольно раздвигаются в улыбке, когда Кайдо, разозленный тем, что вся команда просто стояла и смотрела, позабыв свои матчи, кричит: -Почему отвлеклись? Сорок кругов вокруг корта! - Есть, бучо!!!! - Мы по знакомству экспресс-почтой получили супер-сок Инуи…так что кто прибежит последним… - Момоширо! - Да, Змей-бучо? -Фшшшш… -Рррр…
*** Отбор на Национальный. Сейчас нет таких надежд, как были в прошлом году, хотя статус нужно защищать. Рюзаки-сенсей стоит недалеко от регистрации и молчит. Нехорошо так молчит. Видимо, для некоторых членов команды опаздывать на регистрацию перед важным матчем стало традицией. Поэтому она молча смотрит на часы, а потом на команду. Не хватает двоих. И все же, и все же... От них она такого не ожидала, хотя – вспоминая прошлый год и количество опозданий на регистрацию, совершенных практически каждым членом команды... Тени на земле медленно укорачиваются, рядом переминается Араши. Сенсей отводит взгляд от новичков – они слишком малы – и отказывается от идеи их переодеть. Рядом, с шумом, как и всегда, проходит Хетей, но здесь, на маленьком пятачке, образованном Сейгаку, царит давящее молчание. Кажется, муха пролетит, и будет слышно. Тишина, тишина, тишина. Солнце. Телефоны не отвечают. Абонент временно недоступен. По тревоге поднят Инуи, но и он ничего не знает, хотя с 90% гарантией обещает, что они явятся. Рюзаки искала их, даже до Эчизена дозвонилась. Хотя вероятность того, что эти два… умных человека вместо автобуса к кортам, сели на самолет в Америку, весьма мала. Солнце, тревога на лицах – тишина. Мелькнула уже дикая мысль позвонить в полицию. И что сказать? Пропали два ответственных мальчика: один в бандане, другой - без, и оба с ракетками?
- Рюзаки-сенсей! Хриплый выдох разрывает тяжелое ожидание. И команда слитно, действительно, как один, человек поворачивается к наконец-то вернувшимся семпаям:
- Бучо! Фукубучо!
И оба мокрые, словно купались в одежде. Расцарапанные руки Кайдо, четыре полоски, явно от когтей, на лице Момоширо.
- Извините за опоздание, мы… - Живо регистрироваться!
И глядя на мокрых мальчишек, Рюзаки-сенсей ловит себя только на одной мысли… Вернулись.
Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой
Название: До победного Автор: Сакура-химэ Бета: Айа Пейринг: Санада/Юкимура Рейтинг: PG Вместо варнинга: насколько мне известно, имя младшей сестры Юкимуры не называлось, поэтому я придумала его сама)
текстСтаршая школа Риккайдай опять играет в Канто против старшей школы Сейгаку. Уже третья попытка взять реванш. Череда неудач началась с последним годом и капитанством Юкимуры в средней школе, продолжилась с его переходом в старшую и вице-капитанством; средняя же школа после его ухода начала выигрывать и выигрывала третий год подряд. Команда ждала Кирихару, чтобы снова собраться вместе, чтобы снова нанести удар по Сейгаку, расплатиться, – и проигрывать раз за разом. Первый год в старшей школе был особенно тяжел: новая команда, новые игроки, а Юкимуре еще и припоминали неудачное капитанство: старшая школа присматривалась к будущим членам клуба и сокрушительное поражение забывать не собиралась. Выдержали: они были все вместе, а ребята из старшей школы – нет. Правда, с турнира чуть не сняли: слишком сильно задели капитана случайно услышанные слова, что Юкимура-то вел команду лучше. В свой первый год они старались как можно меньше вспоминать прошлогоднее поражение. Времени не оставалось ни на что, кроме беспрестанных тренировок, и они почти постоянно были вместе. Вместе занимали корт в свободные дни. Вместе бежали на последний автобус, опомнившись, что время позднее и давно пора домой. И все – ради того, чтобы снова, как до Национального, чувствовать себя единым целым. Первый свой год они проиграли. Не так разгромно, как в прошлый раз; по крайней мере, за имя чемпиона удалось побороться, хоть финал и вышел несколько блеклым. Может, потому, что победа не была самоцелью. На втором курсе состав снова изменился: кто-то из старших ушел, а остальные из прошлогоднего состава не прошли в команду. Весь год перед вторым курсом их команда тренировалась, чтобы снова обрести утерянное было умение: быть единым целым и выигрывать матчи еще до их начала, – и в свой второй год они снова оказались все вместе. Юкимура стал капитаном – с всеобщего радостного одобрения. Только противники за это время тоже успели вырасти, и играть с ними было все так же сложно. Единение вернули. Необходимость в постоянной близости отпала. Необходимость, но не потребность. Кто-то после тренировок ехал домой, а кто-то так и не мог не остаться на корте. Третий год – шаг назад. Бесконечные поражения – это тяжело, они устали и больше не вкладываются в тренировки так, как раньше, играть остались те, кто хотел не просто победить, а играть. Больше чем у половины команды среди тенниса неожиданно нашлось время на первые влюбленности. Маруи засел читать книжки, чтобы угодить своей девушке, и однажды был выгнан с тренировки за то, что постоянно бегал «отдохнуть» – полистать очередного Саймона Грина. Акая начал ухаживать за поступившей в старшую школу Юкимурой Сэцуной, и весь теннисный клуб с интересом следил, что будет дальше и кого капитан утащит на поговорить первым. Нио был замечен в обществе малышки с косичками из Сейгаку, которая все ходила смотреть матчи, когда они все учились в средней школе. То, что в это время происходило между Санадой и Юкимурой, в результате прошло незамеченным. Никто потом не мог вспомнить, когда эти двое снова начали звать друг друга по именам, когда начали вместе ходить домой и кто первый случайно увидел их на крыше вдвоем. Сосредотачиваться на матчах стало невероятно трудно; еще труднее – рулить командой, еще труднее – быть при этом вместе. Опираться на Санаду Юкимура не привык, точнее, привык, но не так. А в одиночку не очень получалось. Особенно если учесть, что команда была слишком увлечена чем-то другим, не одной только игрой для победы. Сложнее всего было объяснять команде, что происходит между ним и Санадой. А непонимание мешало. Так что поражение в Канто вышло, в общем-то, закономерным. Прошло оно не так болезненно, как провалы прошлых годов: в этот раз ясно было видно, кто и почему виноват. И что делать дальше. Что-то похожее было разве что на втором году средней школы, когда и команды-то теперешней еще не было, а была только Тройка и другие игроки. Когда играть хотелось, чтобы играть и выигрывать, все только начиналось, а бежать на корты после уроков было весело. Только теперь хотелось играть с Сейгаку, хотелось играть командой, а на игру должен был смотреть кто-то важный. С трибун или со скамейки игроков. Национальный шел совсем по-другому. Матч за матчем, вплоть до вторых одиночных, они шли бок о бок: игра за Сейгаку – игра за ними. В первых одиночных должны были встретиться Юкимура и Тезука, кто-то за время игры уже успел прозвать их «капитанскими», и ожидание этого матча было азартным само по себе. Сразу после окончания вторых одиночных Санада, с трудом, но выигравший, вложил ему в руку свою ракетку. На удачу. Юкимура кивнул. Провел рукой по сетке – будто кошку погладил, – проверяя, как она закреплена. Самый-самый последний шанс. В университете будут и другие матчи, может, даже более важные. Но сейчас имеет смысл только матч с Сейгаку. Солнце – в глаза, почти ничего не видно. Так на обеих сторонах корта, не очень повезло с погодой. Трибуны пропали в белом мареве. Тезука застыл напротив, точно так же щурится, защищаясь от бьющего в глаза света. Время будто замерло: кроме корта и них двоих больше ничего нет. Игроки и поле игры. За эти годы, каждый раз сталкиваясь на Канто и Национальном, они играли друг против друга всего раз. И то еще до школ. Обоим было одиннадцать лет, оба только что мимоходом успели расправиться с Гэничиро, и Юкимура предложил еще один матч. Не ради того, чтоб понять, кто сильнее, а потому, что с тем, кто победил Гэничиро, сыграть было бы интересно. А сейчас – раз второй и последний. Решающий. Рукоятка теплая, почти горячая, она хранит тепло ладони Гэничиро. И с этим теплом в руку как будто вливается его сила и упорство. На трибунах тихо-тихо, словно зрители боятся вздохнуть, – или это пространство корта отрезало игроков от остального мира? Есть только двое и корт, но спиной чувствуются семь взглядов. Они – с ним, а не там, где толпа. Тезука, наверное, тоже чувствует что-то похожее Он хороший капитан; Сейгаку шли вперед стремительно, команда слушалась с полувзгляда. И никаких споров – по крайней мере, на виду. Почти так же хорошо, как Риккай, ну, может, матчи были острее. Не один на один, а восемь на восемь, силы как будто сливаются, есть только свет, корт, они, а зрения, слуха, осязания – как будто нет. То, что происходит, даже не похоже на теннис, оно и на поединок-то не похоже. А потом единение тает, и судья объявляет счет. Семь-пять.
Автор: Eswet Название: Песня о доме Категория: джен Рейтинг: G Предупреждение: далекий постканон Дисклеймер: мой только сюжет, да и тот наверняка где-то стянула.
читать дальше Случайно встретиться с кем-то в аэропорту Атланты – один шанс на миллиард, настолько это громадный комплекс. Собственно, негромко окликая человека, показавшегося ему знакомым, Тезука ни секунды не сомневался, что обознался. Наверняка обознался, и стоило промолчать, но вырвалось как-то само собой: - Инуи, ты?... Но долговязый обладатель смешной стрижки рывком обернулся: - Тезука?! – и почти без паузы дернул за рукав своего спутника: - Ренджи, стой! Тезука вздрогнул. Нет, он мог бы узнать и Янаги, он не раз видел их обоих по телевизору в последнее время – а как же, звездная пара, победители всех мыслимых чемпионатов, где только играются парные матчи, обладатели олимпийского золота, гордость Японии. Но все-таки на экране... не то. Живой человек отличается от того, как его запечатлевает камера. - Тезука-кун, - Янаги обозначил поклон, скупо улыбнулся и вопросительно глянул на Инуи. - Тезука, ты в Мюнхен? Желание рассмеяться защекотало горло. - Инуи, как ты догадался? Отсюда сегодня как минимум четыре рейса в Германию... - Данные – это все, - тот же тон, те же жесты. Как будто не прошло десяти лет с их последней встречи. – У тебя больше часа до регистрации. - Час и семнадцать минут, - уточнил Янаги. На табло расписания они оба при этом не смотрели. - Пожалуй, мне тоже хватит данных: вы ведь летите в Нью-Йорк? US Open начинался послезавтра. - Через пятьдесят четыре минуты. Надеюсь, у тебя нет планов, как провести это время? Тоненькая сеточка неловкости ощущалась почти физически. Давно, они слишком давно не виделись. - У меня только что появился план, - сказал Тезука с максимально серьезным видом. – Собираюсь утащить вас в кафе и расспросить, как дела дома. Если нет возражений, конечно. «Если у Янаги нет возражений», на самом деле, потому что Тезука был уверен, что у Инуи их нет. Раз уж он первым делом заявил про данные.
Приличного чая в американском аэропорту не было и быть не могло, так что на столе стояло три стакана сока. - Ты все еще увлекаешься своей алхимией? - Мало времени. Перелеты, знаешь... Впрочем, кое-что еще удается. По мелочи. - Садахару скромничает, - Янаги сел как бы чуть-чуть в стороне, словно давая понять, что не мешает разговору старых друзей; но третьим лишним он не казался, и выключенным из разговора тоже, и еще они с Инуи иногда обменивались короткими взглядами... такими, что Тезуке невольно приходила в голову всякая ерунда про беспроводную связь. Передача данных по радио и прочее подобное. – Его «по мелочи» включает три патента и линию по производству энергетических напитков. Впрочем, наверное, если бы не теннис – было бы намного больше. Тезука и без того редко употреблял «батарейки», но в этот момент молча поклялся никогда, никогда не пить энергетиков незнакомых марок. - Тезука, а ты? Мы думали, что ты все-таки вернешься в Японию, но... Он не вернулся. Карьера профессионального теннисиста оборвалась на взлете – он все-таки повредил руку уже непоправимо, и самое досадное – даже не на соревнованиях, даже не в полную силу играя. Товарищеский матч, о котором он попросил сам – соскучился по ни к чему не обязывающему азарту, по родной речи... И доигрался. Он еще попытался скрыть от партнера, насколько все серьезно, но утаивать такие вещи от Атобе стало, кажется, нереально, - тот уже управлял семейной финансовой империей и видел людей насквозь, похлеще рентгеновской установки. Тезука до сих пор поеживался при воспоминании о том, какие глаза были у Атобе, когда он прочел окончательный диагноз... - Прости меня. Хотя... какое уж тут прощение... - Не смей. Ты не виноват. На сей раз ты точно ни в чем не виноват, слышишь?! Они час простояли, обнявшись, молча утешая друг друга – замкнутая система из боли, вины и жалости, проблема без решения. Вот тогда Тезука и решил, что не вернется. А тренер из него получился хороший. И клиенты не переводились – он подозревал, что за это следует благодарить Атобе, но никогда не пытался говорить об этом вслух. - Вот... остался в Германии. Дома, пожалуй, было бы несколько... неуютно находиться. Раз уж я больше не могу играть. Инуи и Янаги синхронно склонили головы. Да, кому как не им понимать такие вещи. Судя по новостям, они единственные из обеих команд, кто остался в большом спорте. Интересно, отчего... - Наши иногда собираются у Кавамуры. Ойши удобно, он в Токио работает, в клинике у дяди... - А Эйджи? - Ах, Эйджи... ты не видел еще новый фильм, «Три сокровища», он вышел в марте. Нет? Посмотри. Получишь очень полное представление о том, чем он занимается. - Эйджи что, подался в актеры? - В каскадеры. Правда, обещал после первой же травмы бросить это дело... надеюсь, что шею не сломает. А фильм посмотри, он того стоит. - Непременно. Инуи, а что остальные? - Фуджи вечно в путешествиях, он работает на National Geographic. Получил уйму наград за фоторепортажи и сейчас сидит где-то в России – снимает тамошние древние города. Иногда участвует в фотовыставках... есть просто потрясающие работы. Момо – учитель физкультуры, дети его обожают. Он работает в Уцуномия и, кстати, скоро собирается жениться... Это явно было завуалированным приглашением, но Тезука предпочел сделать вид, что не понял. Хотя хотелось, очень хотелось посмотреть – какими они стали, одноклассники, боевые товарищи. Но ведь он решил, что не вернется... - Кайдо сильно увлекся историей, он теперь исследует памятники периода Камакура, а в свободное время занимается кендо в додзё у Санады... - Я все ожидал увидеть их обоих, и Юкимуру, и Санаду, в спортивных новостях, - Тезука вопросительно глянул на Янаги. Тот отозвался незамедлительно: - Они бросили теннис, оба. Юкимура – еще в школе, Санада – на втором курсе. - Юкимуре запретили играть врачи, - Инуи повертел в руках стакан с соком, - у него был рецидив тогда, весной первого года старшей школы... - Там уже речь зашла об инвалидном кресле, если он продолжит тренировки, - лицо Янаги стало совсем невыразительным. – Он оставался нашим капитаном, но не играл. Фактически заменил тренера. Ему было... тяжело, конечно. Многозначное словечко, подумал Тезука. Что-то в интонациях Янаги наводило на мысли, что Юкимура не избежал близкого знакомства с психотерапевтом. - С Санадой история вышла не менее драматическая, - рассказывал почему-то Инуи. Хотя... кажется, у этих двоих давно уже все данные - общие. - Его дед назначил его своим преемником – додзё, школа кендо... у них ведь фамильная школа, больше ста лет. Серьезный теннис и кендо совмещать не получалось, Санада хотел играть... его заставили все-таки выбрать додзё. Под угрозой дедовского проклятия и чуть ли не изгнания из семьи. - Теннис там теперь только на словах, - добавил Янаги. – Юкимура стал журналистом в «ПроТеннис», а Санада женат на его сестре, живут они в одном доме... Тезуке стало не по себе. Сам он, хотя и не завоевал себе места на теннисных пьедесталах, все же играл – постоянно, много, учил играть других и имел возможность радоваться достижениям своих учеников. А здесь... писать о теннисе, не имея возможности взять в руки ракетку? Заставить себя забыть о любимом занятии, чтобы отдать все силы другому? Он сам сознательно шел на риск, раз за разом превышая лимит дозволенной нагрузки; а эти ребята?.. Вероятно, подумал он, вот это и называется – «бывает хуже». Объявили посадку на нью-йоркский рейс. Поднимаясь из-за стола, прощаясь, Тезука заметил, как слаженно двигаются Инуи и Янаги – ни одного неловкого или лишнего жеста, ритмично, словно под им одним слышную музыку. Вспомнил, что даже Золотая пара Сейгаку в самые лучшие их дни так не выглядела. Все-таки многолетний опыт совместной игры дает что-то... что-то такое, что не заменяется расширением сознания и состоянием транса. Визитная карточка Инуи была проста до аскетизма: имя, телефон – и все. Черным по белому, без тиснения или картинки. Тезука вертел в руках эту карточку и провожал взглядом самолет, удалявшийся по взлетной полосе прочь от здания аэропорта. Послезавтра начнется US Open, и вполне возможно, ребята его выиграют. Более чем возможно. Вот и Эчизен уже взял свой Большой Шлем и по примеру отца оставил теннис. Это у него Тезука гостил в Америке – почему-то видеть вытянувшегося, на диво общительного, увлекающегося мотогонками и морской рыбалкой, забросившего ракетку в дальний угол Эчизена было не так болезненно, как перспектива вернуться домой, где все так хорошо начиналось, где остались ребята, нашедшие свою дорогу в жизни, - вернуться ни с чем. И вот теперь Фуджи фотографирует, Кикумару снимается в кино, Момоширо возится с детьми... а Тезука довольствуется малым в теннисе, безвозвратно потеряв надежду на что-то большее. Объявили регистрацию на рейс в Мюнхен. Тезука закинул на плечо сумку, достал билет, посмотрел на него. И направился не к стойкам, а к кассовому залу. - Есть возможность улететь сегодня в Японию? - Да; вы еще успеете на токийский рейс. - Прекрасно. Один билет, пожалуйста.
Самолет плыл во мраке над океаном, стекло иллюминатора то ли чуть запылилось, то ли подмерзло, так что виднелись лишь самые яркие звезды. Сон не шел; Тезука рассеянно смотрел во тьму, думал, окажется ли кто-нибудь из родственников завтра дома или придется взять номер в отеле; а еще – что завтра непременно нужно зайти к Кавамуре и узнать, когда точно у Момоширо свадьба. Может, он еще и не возвращался насовсем, но начать движение было необходимо. Он и так уже потерял слишком много времени.
Итак, участникам челленджа были разосланы названия песен, соответствующие выбранным им номерам. Напоминаем, что пейринг, рейтинг жанр и объем остаются на ваше усмотрение. Нежелателен очевидный сонг-фик, но связь с песней в фике должна быть. Нельзя объявлять названия песен заранее. Желаем удачи!
UPD: Уважаемые участники челленджа, напоминаю, что выкладка фиков начинается с 6 декабря.
Правила: 1. Вы оставляете комментарий в этом посте. Этим комментарием Вы подтверждаете свое согласие с данными правилами и готовность участвовать в челлендже. В своем комментарии Вы указываете цифру, выбранную из списка, приведенного ниже. Под каждой цифрой скрывается песня. 2. Организаторы в течение недели высылают Вам по u-mail песню, которая скрывалась за выбранной Вами цифрой. На ее основе Вы пишете свой фик. Песня не должна разглашаться раньше окончания челленджа. Например, Вам выпала песня «Песня кота и пирата». Вы пишете фик про знакомство Ошитари и Акуцу, про их совместные попойки и клятвы в вечной дружбе. 3. Вы выкладываете фик на сообщество, но не указываете, на какую песню писали фик. 4. Читатели читают Ваш фик и пытаются угадать, на основе какой песни он писался. 5. По итогам угадывания определяются победители в двух номинациях: те, кто угадал больше всех песен и те, у кого песню угадали быстрее всего. 6 . В качестве призов, победители получают драббл на любой желаемый пейринг размером 100-200 слов. Автора для драббла победитель выбирает из числа организаторов (Angstsourie, Serenity_, Erring)
Сроки: 1. На выбор песни и раздумья дается 4 дня. То есть с 10 ноября по 13 ноября включительно. 2. В течение следующего дня, то есть 14 ноября, организаторы рассылают все песни. 3. На написание фиков дается 3 недели (с 15 ноября по 6 декабря).
Автор: Eswet Название: Место крыс в теории гуманизма Рейтинг: G Жанр: юмор Дисклеймер: ни на что не претендую Примечание: написано для Angstsourie в рамках флэшмоба "напишу фик или саммари фика по заданному названию".
читать дальше Регулярный состав мужской теннисной команды Сейгаку плотным кольцом окружал ничем не примечательную скамейку в парке. Скамейка помещалась в небольшой нише каменной стены. На скамейке сидела, подобрав ноги, зажмурившись и тихо повизгивая, Рюдзаки Сакуно. Под скамейкой сидела, сжавшись в комок и явно желая провалиться сквозь землю, средних размеров крыса. Мнения команды разделились: партия мира (Ойши, Кикумару, Кавамура) предлагала эвакуировать со скамейки полуобморочную Сакуно и дать крысе спокойно уйти по своим делам; партия войны (Инуи, Момоширо, Кайдо) утверждала, что крысу надо изловить или лучше даже уничтожить, поскольку вред, причиняемый ею, может быть намного более существенным, чем испуг одной первоклассницы средней школы. Эчизен послушал прения минуты две, да и ушел за газировкой; Тезука хранил скорбное молчание, и чувствовалось, что распорядиться оставить в покое и девочку, и крысу ему мешает только тот факт, что девочка приходится внучкой Рюдзаки-сенсей. Что касается Фудзи, то он невозмутимо созерцал облака, и споры вокруг крысы ему, казалось, были до лампочки. Ну, так казалось. До тех пор, пока в ответ на очередную тираду Инуи о неприятностях, несомых городскими крысами, Фудзи не заметил: - Инуи, уничтожать живые существа негуманно. - Гуманизм, - не замедлил с ответом Инуи, - пропагандирует, что высшей ценностью для человека должен являться сам человек. А тут крыса. Фудзи открыл глаза. - А крыса тоже человек, - сказал он невозмутимо и полез под скамейку. - Фудзико, укусит же! - ахнул Кикумару, но было поздно: Фудзи протянул руку, ловко сцапал крысу за шкирку и вытащил из-под лавки. Крыса висела в его руке неподвижно, с обреченным видом оглядывая сейгаковцев блестящими черными глазками. - Отнесу подальше, - сообщил Фудзи онемевшим приятелям и направился к выходу из парка. Сакуно боязливо приоткрыла один глаз, удостоверилась, что крысы рядом больше нет, и осторожно сползла со скамейки. Кикумару немедленно принялся утешать девочку и даже отобрал у невовремя вернувшегося Эчизена банку газировки для Сакуно. А на скамейку опустился Инуи и замер в позе мыслителя. - Что тебя беспокоит? - сухо осведомился Тезука. Инуи уныло блеснул очками. - Место крыс в теории гуманизма, Тезука. Кажется, придется пересмотреть некоторые моменты... теории гуманизма.
Автор: Ange Noir Название: The Used Оригинал: www.fanfiction.net/s/4210131/1/The_Used Персонажи: Инуи, Кайдо, Янаги Рейтинг: R Жанр: романс, драма Переводчик: Indrik Бета: cattom Разрешение на перевод: получено
Герои: Шьюске, Юта, Мизуки Жанр: general Рейтинг: G На слово "преданность" читать дальше Разговоры с братом всегда давались Шьюске нелегко. Тем более – телефонные разговоры. Особенно тогда, когда рядом с его братом находился этот чертов Мизуки. Фуджи кожей чувствовал присутствие этого человека. Временами Шьюске даже хотелось свернуть Мизуки шею. Или, на крайний случай, придушить мерзавца. Фуджи был уверен – бледно голубой цвет пошел бы Мизуки лучше пурпурного. - Юта, ты уверен, что ты хочешь остаться в этой команде? - Да, Шьюске, я уверен, - Юта вздохнул и прикрыл глаза. Он понимал брата, конечно же, понимал. На его месте он вел бы себя так же. Но, к сожалению, ничего не мог сделать. - Но ведь он… - Я знаю, Шьюке. Я все знаю. А еще я знаю, что такого больше не повторится. Теперь пришла очередь вздыхать старшему брату. Шьюске никому бы и никогда не признался в том, как дорог ему Юта. Он сам себе-то признавался с трудом. Но, с другой стороны, в такие вечера, когда в трубке звучал голос Юты, а за окном уже третий час лил дождь, Шьюске готов был согласиться с тем, что у него нет никого роднее. - Это безрассудство, Юта. - Может быть. - Это глупость. - Возможно. - Наивность. - Скорее всего. - Тогда почему… - Потому что это вера, Шьюске. Вера и преданность. - Ты знаешь, что если что, то я всегда буду рядом? Чтобы ни случилось. Юта улыбнулся. Шьюске не видел улыбку, но он чувствовал ее и улыбался в ответ. - Но это глупо? – Юта не удержался и фыркнул. – И наивность? Не ты ли говорил мне об этом секунду назад? - Мне кажется, что это у нас семейное. - Что? Безрассудство? - Нет, преданность.
Атобе/Рема, PG читать дальше Хорио было скучно. В принципе, на уроках истории ему было скучно всегда. Но в этот раз не спасал даже вид из окна. Обычно там происходило что-то интересное, но не в этот раз. Хорио вздохнул и решил хоть чуть-чуть послушать учителя. Буквально через секунду внимание Хорио привлекло странное поведение Эчизена. Сказать по правде, так Эчизен, по мнению Хорио, всегда вел себя странно. Но в этот раз это было что-то особенное. Хорио с интересном наблюдал за тем, как Рема дернулся, достал из кармана мобильный телефон и прочитал смс. В целом – нормальное поведение нормального подростка. Самое интересное началось потом: по мере чтения сообщения, уши Ремы приобретали нежный малиновый оттенок. Эчизен пробормотал себе под нос что-то явно не лестнее в адрес автора смс и стал торопливо набирать ответ. К концу урока и после очередной, двенадцатой, смс, Эчизен был красным до корней волос. Однако странности на этом не закончились. Стоило только прозвенеть звонку, как Рема вылетел из-за парты и, странно шагая, рванул к выходу из класса, по дороге злобно шипя в трубку что-то вроде «Ты, Обезьяний Король! Чертов Извращенец! Что за сообщения ты мне шлешь на уроках?». Хорио меланхолично пожал плечами и стал складывать вещи в сумку. У него был странный друг. С другой стороны, а кто сейчас нормальный-то? Ну, кроме Хорио, разумеется.
Атобе/Рема, PG читать дальше Атобе проснулся от ощущения чужого тела, прижимающегося к нему. Тело было довольно компактным и довольно тощим. - Эчизен… - - М? – сонно пробормотало тело. - Эчизен, мне казалось, - голос Атобе был насмешлив, впрочем, как почти и всегда. Когда он разговаривал с Ремой. Почти всегда .потому что были моменты, когда Атобе говорил хрипло, жарко, тихо или… Хотя с другой стороны, никому кроме Эчизена этого знать не следует. – Так вот, мне казалось, что вчера кто-то заявил, что никогда в жизни больше не будет спать в моей постели. - И? - И этот кто-то гордо утопал в другую комнату, забрав даже свою подушку. - И? - Но сейчас ты лежишь в моей постели и изображаешь из себя пиявку. - Знаешь, Атобе, есть некоторые вещи, которые не стоит комментировать, - сонно пробормотал Рема. - Да что ты? - Ага, поэтому замолчи и дай поспать. И не стаскивай одеяло. Я и так замерз до смерти. - И откуда в тебе столько вредности? - Атобе ухмыльнулся и прикрыл глаза, когда вместо ответа на вопрос раздалось сонное сопение. Эчизен Рема не любил зиму и холода, а вот Атобе Кейго, кажется, находил в зиме множество плюсов.
PoT, OT5, PG читать дальше - Кейго, успокойся. - Я не хочу успокаиваться! В этом доме хватает ванных комнат. Но, черт побери, почему Шьюске всегда занимает именно мою? Я знаю, он делает это нарочно. Ему доставляет удовольствие видеть, как я бешусь. - А ты не бесись. - Мицу, все было бы проще, если бы ты на него воздействовал. - Как? Отшлепал ремнем? - О, хорошая идея. - Боюсь, ему это только приджется по вкусу, - меланхолично пробормотал Санада. – И кстати, а где мой галстук? Я вчер специально приготовил его, аккуратно повесил и… - Спроси у Ремы, - Кейго довольно хмыкнул, предчувствуя второй раунд утренних разборок. - А что чуть что, так сразу я? Я вообще вчера поздно пришел. - Кстати, Рема, а что это ты вчера так поздно пришел? – Фуджи вышел из ванной, вытирая волосы. - Я тренировался. - Теперь это так называется? – прищурился Атобе, подошел к Эчизену и обнял его. - А как еще это может называться, болван? – Рема пытался застегнуть рубашку, игнорируя настойчивые руки у себя на животе. - Так где все же мой галстук? – нетерпеливо переспросил Санада. - Ген, я думаю, он где-то за кроватью, - весело ответил Фуджи. - А что он делает за кроватью?! - Лежит, я полагаю, - буркнул Рема, все еще безуспешно пытаясь справиться с пуговицами на рубашке. – Я опоздаю, придурок. - И меня это должно волновать? – заинтересовано протянул Кейго. - Да, потому что если я опоздаю, то я превращу твою жизнь в Ад. - Молодец, Рема, - Фуджи рассмеялся. – Но, боюсь, я уже успел тут раньше тебя. - И почему мне так не везе… ох… это было мое ухо! - Я знаю. - Так что мой галстук делает за кроватью?! Если опоздаю Я, то я вас всех превращу в мечту таксидермиста. - Вот чего он к нам прицепился? – Фуджи посмотрел на потолок. – Твой галстук вчера был нам очень нужен. - Зачем? - А ты не помнишь? - Нет, Кейго, я не… о…. вспомнил. - Нет-нет, ты соображаешь очень быстро. По сравнению с жирафом, - Эчизен уже даже не пытался совладать с рубашкой. - А что мы вчера делали с галстуком? – Тезука вернулся из ванной. Фуджи рассмеялся. - Мы пытались объяснить кое-кому, что нам не нравится, когда этот кое-кто приходит в двенадцать ночи. Тезука задумчиво замолчал и чуть улыбнулся. - Ген, твой галстук пал смертью храбрых. Так что позаимствуй какой-нибудь у Кейго. - Я не позволю брать мои вещи! - А я и не возьму что-либо таких кошмарных цветов! Эчизен вздохнул и покачал головой. Обычное утро в обычной семье. А еще их ждал обычный совместный завтрак…
Пейринг: Фуджи/Кикумару Рейтинг: PG Жанр: романтика, флафф все еще зубодробительность) Весна у меня. Вес-на)))) Чего и вам желаю) Кате за перевод)))) читать дальше Если бы Фуджи спросили, почему он встречается с Кикумару, то Фуджи сначала, непременно помолчал бы. Он бы долго думал, достойны ли вы ответа на этот вопрос. Если бы Фуджи пришел к выводу, что да, вы вполне подходите для того, чтобы услышать его мнение, то он начал бы свою речь с пространных рассуждений о том, что есть определенная категория людей, которые умеют создавать совершенно особое настроение. Такие люди, сказал бы Фуджи, встречаются очень редко. Но у таких людей есть особый дар: они приносят с собой легкость. И Эйджи, он как раз из таких людей. Фуджи рассказал бы, что когда ему грустно, только Кикумару удается поднять Шьюске настроение. Он рассказал бы, что Эйджи это концентрированное веселье и радость чудовищной силы. Еще Фуджи объяснил бы вам, что без Кикумару его жизнь кажется совсем серой и скучной. И что только рядом с Эйджи сердце Шьюске предательски замирает, пропуская удары. Фуджи рассказал бы вам массу вещей, если, конечно же, счел бы, что вы этого достойны. Но вероятность такой ситуации, по мнению Инуи, составляла что-то около трех сотых процента. Если бы вы спросили Кикумару, почему он встречаются с Фуджи, то Эйджи улыбнулся бы широко и искренне и ответил «потому что люблю».
Тезука/Кикумару, G читать дальше Это была самая обыкновенная фотография. Таких у Кикумару было множество. Они были распиханы в альбомы, лежали стопками в ящиках стола, висели на стенах. И в них не было ничего особенного. На первый взгляд. Так же было и с этой фотографией. Она стояла на тумбочке возле кровати и была, как и тысяча других: команда Сейгаку. Все мальчишки вместе, довольные и счастливые. В ней, казалось бы, не было ничего особенного. Но Кикумару знал, что там все же есть кое-что. Нечто такое, что заставляло Кикумару каждый раз расплываться в совершенно глупой улыбке и в тоже время жалеть, что фотография может навеять только воспоминания, но, к сожалению, не может передать многого другого. Например, что в этот день было особенно жарко, и Кикумару с Момоширо в очередной раз затащили Рему в какое-то не особо глубокое озеро. И теперь они втроем были насквозь мокрые, но чертовски радостные. Фотография не могла передать, какая невероятно пушистая трава была под их босыми ногами. И как сильно хотелось зажмуриться на ярком солнце и подставить его лучам лицо. А еще фотография, конечно же, не могла передать, какие на самом деле теплые у Тезуки ладони. И как у Кикумару замирало сердце, когда капитан держал его за руку. С другой стороны, фотография действительно не могла передать всего этого. Но каждый раз когда Эйджи смотрел на нее, он вспоминал все сам. И улыбался абсолютно счастливой улыбкой, думая о том, что это совершенно обыкновенная фотография, а, значит, таких еще будут тысячи.
Пейринг: намек на Ошитари/Атобе Рейтинг: PG Жанр: юмор
читать дальше - Атобе… - Чего? - А-то-бе… - Что? - Аааа-то-бе… - Ошитари, что. Тебе. Надо? - Просто хочу спросить кое-что. -Спрашивай. Не действуй мне на нервы. Ошитари отложил книгу, которую держал, перегнулся через стол и поманил Кейго пальцем. Тот недоумевающее моргнул. Юуши повторил жест. Атобе, еле удержавшись от того, чтобы закатить глаза, тоже нагнулся. - Ну? - Атобе, это парик? - Нет, - Кейго мрачно уставился на Ошитари. – Все? - Подожди, - Юуши поймал Атобе за запястье, не давая отстраниться. – То есть как не парик? - Так, не парик. - Но вчера… - Ошитари нахмурился. - Что вчера? - Вчера же тебя побрили. - И? - А сегодня у тебя волосы той же длины, что и были раньше. - И? - Значит, это парик. - Нет. Я могу идти. - Нет. - Ошитари, заколебал. - Но я хочу понять. - Что понять? - Как у тебя так быстро выросли волосы. - Какая разница? - Мне интересно. - Не мои проблемы, - Атобе поднялся. – Еще вопросы? - Все тот же. Как так? – Ошитари подошел к капитану. – А? – он коснулся волос Атобе. – Они настоящие, - удивленно пробормотал тенсай. - в курсе, знаешь ли. И ты можешь не трогать мои волосы? - Но вчера их не было. - И? Я не понимаю, что тут такого удивительного. - Значит, это должен быть парик. Но они настоящие, - Ошитари запустил пальцы в волосы Атобе и стал их рассеяно перебирать. - Ошитари, прекрати это сейчас же. - Это? - Трогать мои волосы. - Почему? - Просто, - Атобе сжал зубы, не желая признаваться, что ему безумно нравится, когда перебирают его волосы. И когда пальцами массируют затылок. Чертов тенсай, с его чертовыми руками и чертовыми вопросами. - Почему? - Ошитари, сдохни. - тебе нравится. - Нет. - Тебе нравится, - голос Ошитари сочился самовлюбленностью. - Нет. И убери руку. - Только если ты мне скажешь, как так получилось, что вчера волос не было, а сегодня они нет. - Сначала убери руку. - Хорошо. Я слушаю. - Искусственное наращивание, - нехотя пробормотал Атобе. - Так просто? - А ты что ожидал? Магии? Волшебства? Гарри Поттера? - Нет, но… - Все, я свободен? - да, но… - До завтра, - Атобе закинул сумку на плечо и пошел к выходу. Ошитари ровно две секунды выглядел расстроенным, но почти сразу расплылся в довольной ухмылке. Кажется, он теперь знал одно слабое место Кейго. И Ошитари был бы не Ошитари, если бы не собирался воспользоваться этим знанием в самое ближайшее время.
- Юуши? – тихо прошептали над ухом тенсая. Ошитари подавил вздох и глаз не открыл. В тренировочном лагере, по мнению Юуши, все было просто замечательно. Кроме того, что подъем у Ошитари, почему-то, был на час раньше всех остальных. - Юуууши? – так же тихо. – Ты спишь? Ошитари подумал, что, вероятно, бесполезно будет объяснять Гакуто, что если уж человек спит. То ответить он не сможет. Так что и задавать такие глупые вопросы не стоит. - Юуши, мне скучно, - голос Мукахи был наполнен грустью и тоской. – Юуши, я уже даже побегал, - Ошитари был близок к самому краю. - Может пойдем, матч сыгра… ой…. – Ошитари дернул Гакуто на себя, бесцеремонно запихнул под одеяло и прижал к груди. - Спать. - Но… -Мукахи расслаблено замер. - Еще час до подъема. Спать. - Ладно, - Гакуто улыбнулся. В конце концов, полтора часа можно просто потерпеть и полежать рядышком. И нет-нет, Мукахи вовсе не собирался спать. Ну может только самую малость. Ведь рядом с Ошитари было так тепло и уютно.
Герои: Сейгаку Пейринг: Фуджи/Кайдо Рейтинг: PG Жанр: Юмор читать дальше
- Фуджи, ты уверен в том, что ты делаешь? - Вполне, Тезука. А что? Ты сомневаешься? - Я? Как можно… - Кунимицу вздохнул. – В тебе я никогда не сомневался. - С вероятностью в девяносто восемь процентов могу сказать, Тезука, что он действительно знает что делает. - А ты почему в этом так уверен? – Кунимицу нахмурился и мрачно посмотрел на Садахару. - А это он ему и предложил, - радостно «заложил» товарища Кикумару. - Инуи, напомни мне потом, что я очень сильно хотел тебя придушить. Ладно? - Тезука, он ведь не напомнит, - сдавлено пробормотал Ойши. – Почему бы тебе не придушить его сразу? - Ойши, мне казалось, ты у нас пацифист? - Знаешь, Инуи, - Шуичиро поморщился, - я в данный момент стою на одной ноге, пытаясь прикрепить какую-то хрень к какой-то другой хрени, которая вот-вот нахрен отвалится. Более того, я стою на одной ноге на старой-старой стремянке, которая шатается и которая грозит сломаться. Скажи мне, Инуи, о каком пацифизме может идти речь? Так что Тезука, придуши его прямо сейчас. - Прости, Ойши, но мы с Инуи, все же, держим эту стремянку, которая вот-вот развалится, и на которой ты сейчас стоишь в позе балерины. И какое-то шестое чувство мне подсказывает, что если я прямо сейчас начну душить Инуи, то ты, совершенно точно, рухнешь вместе со всеми этими шариками, гирляндами, фонариками и сердечками. Так что, пожалуйста, не искушай меня. - Правильно, Ойши, не искушай его, - Инуи сглотнул. – А то мало ли что… вдруг я абсолютно случайно задену стремянку? - Инуи, ты когда-нибудь слышал что-нибудь о подавлении агрессии? – спросил Ойши недовольно. - Знаешь, Ойши, я держу стремянку, на которой прыгает здоровый парень. У меня на шее понавешены гирлянды, фонарики и еще куча всякой гадости. К тому же, мимо меня постоянно курсирует Фуджи, которому очень-очень не нравится, что мы так долго возимся. Так вот, скажи мне, Ойши, что такое агрессия, и откуда ей взяться у меня? Что ты, я же само, черт его возьми, спокойствие. Что говоришь? Не похоже? Какая незадача. - Инуи… Инуи, не тряси так стремянку. Я, пока еще, жить хочу. И не срывайся на меня, пожалуйста. Мы все находимся в одинаковой ситуации. Давай, Инуи, вдох-выдох, вдох-выдох. - Ойши, заткнись, а? - Бучо… - Рема подошел к компании, держа в руках очередную порцию сердечек. – Я что-то не понял… - Что ты не понял? – Тезука подумал, что он любит свою команду. Конечно, любит. Очень любит. И он совершенно не хочет их всех прибить. - Фуджи-семпай хочет устроить романтический ужин с Кайдо-семпаем. Так? - Типа того. - Тогда почему мы все это делаем? В смысле… ну украшаем и все такое? - Эчизен, - Фуджи положил ладонь мальчику на плечо. – Ты что-нибудь слышал о командной взаимовыручке? Помощи? Поддержке? А? - Понял, семпай, вопросов больше не имею. Куда поставить розы? - В левый угол, пожалуйста. И, Ойши, будь любезен, подними вон те сердечки повыше. А то криво… - Так? - Нет, еще выше. - Так? - Чуть левее. - Так?! - Теперь ниже. - Фуджи… Фуджи, вот еще хоть одно слово, хоть одно маленькое слово… и я тебе обещаю, я совершенно точно слезу с этой чертовой стремянки и… - Ойши, вдох-выдох, вдох-выдох, - злорадно ухмыльнулся Инуи. – И мы сами согласились помочь. - Добровольно, - закивал Кикумару. - Планировалось, что мы только донесем все это сюда. И все, - напомнил Ойши. - Ойши, я же никого не заставляю, - Фуджи вздохнул. – Простоя бы сам не справился. - Фуджи, конечно мы тебе поможем. Правда, Ойши? – Кикумару посмотрел на Шуичиро. - Конечно-конечно, - сразу согласился тот. – Никаких проблем. Инуи, будь другом, подай мне еще булавок? А? - А причем тут я? - Инуи, булавки, - Тезука пнул Садахару. – Сейчас же. - Есть, сэр… Но вот не дай бог Кайдо это не понравится. Я ему такое расписание тренировок составлю… Век помнить будет, - пробормотал Инуи себе под нос. Фуджи с умилением наблюдал за процессом украшения комнаты. Как все же чудесно иметь таких хороших и отзывчивых друзей!
читать дальше- Тезука? А ты чего сидишь тут? Ойши удивленно смотрел на капитана, который удобно устроился на земле, прислонившись спиной к стене раздевалки. Впрочем, спустя мгновение его лицо озарило понимание. Произошло это ровно в ту секунду, когда в самой раздевалке послышался звук ломающегося дерева. Ойши сел рядом с Тезукой и вытянул ноги. - Опять Момоширо с Кайдо? – грустно спросил Шуичиро. - Мамуши! Черт! – отчетливо прозвучало из раздевалки. - Опять Момоширо с Кайдо, - Ойши кивнул сам себе. – Может, стоит того? Ну… разнять их? Из-за двери послышался глухой звук удара. - А может не стоит разнимать. Ойши с Тезукой синхронно поморщились и вздохнули. - С этим надо что-то делать, - пробормотал Ойши, нервно поглядывая на дверь. - Что? – меланхолично поинтересовался Кунимицу, начиная методично протирать свои очки. -Поговорить там? В глазах Тезуки отчетливо читался вопрос «Нахрена?» - Ну знаешь, сила коллективного убеждения. Объясним им, как они не правы. Груповая терапия и все такое? - Групповая терапия? - Ага, - Ойши обрадовано закивал и снова поморщился, когда что-то ударилось в дверь. – Они же там убьют друг друга. - Не дождемся, - Тезука надел очки. Так что там с групповой терапией? - А… - Ойши уселся поудобнее. – Смотри, собираем всю команду, садимся в круг. И начинаем по очереди рассказывать, у кого какие претензии к кому есть. И так по кругу. Потом все вместе решаем, что можно с этим сделать. Потом – рассказываем про свои страхи и опасения. И стараемся помочь друг другу справиться с ними. А еще можно закрыть глаза, представить синее-синее спокойно… мне показалось, или там только что уронили шкафчик? - Два шкафчика, - поправил Тезука. – А вот это был третий. - А это? - Кажется кто-то снова запустил чем-то в дверь. На этот раз, судя по звукам, ботинком. - Как ты догадался? - Это были очень характерные БУМС и ШЛЕП. - Да, ты, наверное, прав, - Ойши нахмурился. – Интересно, а зачем они кидали ботинок в дверь? - Понятия не имею. Хочешь – зайди, спроси. - И умри смертью храбрых? Тезука, а ты точно не хочешь сделать Эчизена вице-капитаном нашей команды? - С чего ты взял? - Ну ты так активно хочешь это должность освободить путем ликвидации меня. - Ойши, не говори ерунды. Кстати, хочешь сушеных бананов? - Не откажусь. А вообще… Ооо… кажется это была лампочка? - Ты абсолютно прав. Надо будет заставить их за все за это заплатить. - Думаешь, это остудит их пыл? - Нет, но у нас будут новые скамейки. И шкафчики. - Твою мать, придурок, - донеслось тихое шипение Кайдо. – Больно… - Извини, - торопливо пробормотал Момо. - Эээ… А Момоширо всегда извиняется перед Кайдо, когда его бьет? – спросил в наступившей тишине Ойши. – Это нормально? - Откуда же я знаю? Может Кайдо его слишком сильно головой о стену приложил? – Тезука запихнул в рот последний банан. – А там моя сумка… - И мой телефон… - И домой мне давно пора. А я еще с Эчизеном обещал потренироваться. - Тезука, а ты с ним что, каждый день тренируешься? – Ойши подозрительно прищурился. - Он сам попросил… сказал, что ему это необходимо. - А он не сказал зачем? - Ойши, зачем нужны тренировки? Чтобы тренироваться, - наставительно произнес Кунимицу. - Кажется, они затихли? Может, поубивали друг друга? - Сомневаюсь. - Зайдем, проверим? - Сам иди. - Нет, Тезука, ты же капитан. Вот ты и попадай под горячую руку. В смысле спасай команду. - Эй, а чего это вы на земле сидите? - Привет, Эчизен, - хором протянули Ойши и Тезука, ухмыляясь. – Отдыхаем. - Да? Хм… - Рема решил, что с психами лучше не спорить и толкнул дверь в раздевалку. – Привет, Момо-семпай, Кайдо-семпай. Я бы советовал вам одеться. Мне-то пофиг, но там бучо и фукубучо. Они нервные чего-то… Вы, кстати, мои ботинки не видели? А то в том бардаке, что вы тут натворили, нифига не найдешь. А, вот и они. А вот и моя сумка. Ладно, до завтра. Кстати, Момо-семпай, симпатичные носки. В покемонах. Веселенькие. Но тебе не кажется, что быть полностью раздетым и в носках – глупо. Хотя, у всех свои фетиши, и если Кайдо-семпай не против ,то кто такой я, чтобы говорить. Бучо, Ойши-семпай? Вы домой идете? А то темнеет уже. Хм… не слышат, - Рема помахал рукой перед лицом Тезуки. – Ладно, я их забираю, -Рема торопливо отыскал сумку вещи Тезуки и Ойши, - а вы дверь бы закрывали. А то мало ли кто войдет. Пойдем, бучо? Ты обещал со мной потренироваться. И закройте, наконец, рты, все четверо. Это смотрится по-идиотски…
Фэндом: PoT Жанр: романс, general Рейтинг: PG Пейринг: Сэнгоку/Фуджи Написано для Lissa Alice у меня прямо день Фуджи какой-то)))
читать дальше- То есть, ты утверждаешь, что любви нет? – глаза Сэнгоку горели азартом. - Я не утверждаю, я говорю, а что если любви нет? – Фуджи хмыкнул. - А вот и нет. - Что нет? - А вот и никаких «если». - Но без «если» получается, что любви нет. - Ты меня запутал, - возмущенно проворчал Сэнгоку. – Любовь есть. - Чем докажешь? - Ну, - Сэнгоку задумался. – Я просто знаю и все! - Ты когда-нибудь любил? – Фуджи уселся поудобнее на трибуне уличного корта и подбросил мячик на руке. - Конечно! - Судя по тому количеству девушек, которое у тебя было после выпуска из школы – нет. - Эй! Я любил каждую из них. - Любил ли? - Естественно. - Может ты просто путал хорошее отношение к ним и влечение с тем, что принято называть любовью и чего, вероятнее всего, нет? – Фуджи наслаждался ситуацией. Было так приятно ставить кого-нибудь в тупик, раз уж матч все равно в ближайшее время не светил по причине занятости кортов. - Нет. - Нет? Уверен? - Само собой, - Сэнгоку снова улыбался. – Я всегда уверен в том, что чувствую. - Тогда ты просто исключение, подтверждающее правило? - Они меня тоже любили. - Считаешь? - Знаю. - Не верю, - Фуджи рассмеялся. - Дело твое, - Киесуми пожал плечами. – Но суть в том, что любовь всегда можно найти. – Докажи? - Чем? - А я откуда знаю? - Могу практикой, - Сэнгоку прищурился. - Это каким образом? – Фуджи выглядел заинтересованным. - Мы начинаем встречаться! - И так я найду свою любовь? А если ты не прав, и ее все же нет? - По крайней мере, тебе нечего терять. - Логично. - А ты как думал, - Сэнгоку самодовольно улыбался. – И, кроме того, я не проиграю. - Почему? - Мне всегда везет. И этот случай не станет исключением. Фуджи покачал головой и подумал, что, в конце концов, он и правда ничего не теряет. И в этот раз он совсем не против будет проиграть.
Фэндом: PoT Жанр: романс, general Рейтинг: PG Пейринг: Атобе/Фуджи Написано для Ollyy и ColdBlaze
читать дальшеКогда к концу подходит второй бокал виски со льдом, а бармен уже переворачивает стулья в маленьком зале, то старые друзья начинают понимать, что даже расстояния не делают дружбу слабее. Разговоры в это время перемещаются с воспоминаний о веселом прошлом на вопросы о раздельном настоящем и становятся чуть расслабленнее и гораздо честнее. - Вы с ним все еще встречаетесь? – янтарная жидкость в стакане сверкает и кажется, словно кто-то запустил туда маленькое солнышко. - С Кейго? – Фуджи улыбается, впрочем, как и всегда. И Тезука думает, что хорошо, когда в мире есть неизменные вещи. - С Атобе, - Кунимицу кивает, чуть склонив голову на бок. - Мы живем вместе, - почти равнодушно отвечает Фуджи. Почти, потому что Тезука чувствует, как за этим равнодушием скрывается спокойное счастье. Кунимицу рад. Рад не только за друга, но и за то, что тот, как и прежде, дает Тезуке знать, что все в порядке. - И как? - Как? Забавно, - Фуджи тихо смеется, показывая бармены, что не отказался бы о еще одной порции виски. - Кикумару, помнится, еще в школе говорил, что если оставить вас с Атобе наедине, то случится апокалипсис, - Тезука позволяет себе легкую улыбку и даже не старается скрыть ее за стаканом. - Эйджи всегда чуть преувеличивает. - Но он, как правило, оказывается прав. - Он был прав относительно того, как дела обстояли в школе. Сейчас же мы оба знаем, когда надо уступить, когда не следует надоедать, когда можно чуть пошутить… Я могу сказать, что мы прошли большой путь. В школе и Кейго, и я были слишком самоуверенны, чтобы признаться даже самим себе, что нам нужен кто-то. - А потом все изменилось? - Конечно. Сначала мы смогли признаться сами себе, затем мы сумели показать это друг другу. Теперь я, например, могу сказать о том, что мне кто-то нужен вслух. Хотя, - Фуджи снова рассмеялся, - не всем и не всегда. И уж конечно не Кейго. - А он? - Я думаю у него все точно так же. И я надеюсь, что однажды мы сможем признаться во всем этом уже друг другу. Хотя, с другой стороны, ничто нам не мешает показывать то, что мы нужны друг другу делом. Правда стоит признать, что иногда я готов придушить его. В последнее время все реже, но зато каждый раз все сильнее. - Смею предположить, что намерения остаются намерениями, судя по тому, что Атобе стоит в дверях и с неодобрением косится на количество выпитого нами. И, кажется, желание придушить кого-то возникает не только у тебя, - Тезука положил на стол деньги за выпивку и встал, поправляя рубашку. – Как на счет матча завтра? - Только если судить буду я, - Атобе пожал руку Тезуке и вздохнул. – И лучше если это будет проходить на наших кортах. А то меня не прельщает второй день подряд искать его по всяким злачным местам, - Кейго хмыкнул в ответ на слегка возмущенное «я, между прочим, все еще здесь». - Без проблем, - Тезука кивнул на прощание и вышел из бара, думая о том, что когда в мире есть неизменные вещи, но еще лучше, когда что-то меняется к лучшему.
Фэндом: Принц тенниса Жанр: романс Рейтинг: PG Герои: Мукахи, Ошитари. Тема: первый снег читать дальше
- Эй, Юууши… - Гакуто сидел на подоконнике и держал в руках кружку с горячим чаем. - М? - Как ты думаешь, зачем нужен снег? - Понятия не имею, - пробормотал Ошитари, не отвлекаясь от чтения. - Ну Юууши! - Он не нужен? Просто так устроено в природе, что в верхних слоях… - Юууши, ты зануда! – обижено буркнул Гакуто. – Ты же сам знаешь, что если что-то происходит, то это нужно. Ты сам так говорил. - Говорил? - Именно. - Тогда снег нужен затем, чтобы земле зимой не было холодно? И многолетние растения в мороз не вымерли? - Зануда. Еще попытка? - Или, дай подумать… Снег нужен для того, чтобы ты не давал мне спокойно читать? – Ошитари улыбнулся, откладывая книгу. - Что? Ну все, я с тобой больше не разговариваю! - А может быть снег нужен для того, - Ошитари подошел к Мукахи, - чтобы у тебя был повод после прогулок приходить ко мне в гости? И под видом того, что вся твоя одежда мокрая таскать мою? - Что? –Мукахи возмущенно надулся. – Ну… ну не правда ведь! - Тогда зачем нужен снег? - Чтобы строить крепость и играть в снежки! Ну и чтобы даже такие зануды как ты поняли, как красиво может быть, - Гакуто показал Ошитари язык. – Эй! Юууши! Ты что делаешь? А ну поставь меня! Что ты себе позволяешь? - Месть? - Засранец, - Мукахи рассмеялся.
Пейринг: Ошитари/Гакуто Рейтинг: G Жанр: general Дисклеймер: все чужое)
читать дальше Когда-то давно, когда деревья были большие-большие, а шнурки у ботинок все еще никак не желали завязываться, у Мукахи Гакуто была тайна. Ну, не то чтобы она была совсем уж большой. Скорее, это был секрет. Такой маленький-маленький секрет. В принципе, этот секрет не была совсем уж секретом Гакуто. Он был секретом на двоих и оттого становился еще более дорогим. Для Ошитари Юуши деревья никогда не были СЛИШКОМ большими, а шнурки всегда были завязаны идеально. Кроме того раза, когда Ошитари попробовал сделать это в первый раз. Однако для Юуши этот секрет, который был у них с Гакуто общим, тоже был самым дорогим. - Тш-ш-ш, - Юуши поправил спадающие с носа очки и потащил Гакуто за собой. - Что тихо-то? - недовольно спросил тот, но шуметь перестал. - А если нас застукают? - И это будет плохо? - Конечно, плохо! - Тогда я буду как ниндзя, - довольно прошептал Гакуто. - Я буду красться по пятам за тобой. - И наступать мне на пятки. - Юу-у-уши, ты такой ску-у-учный. - Какой есть. - А куда мы идем? - Придем - увидишь. - И вредный. - Какой есть, - Ошитари чуть улыбнулся и остановился у дырки в стене разрушенного дома. - Нам сюда. - А мне мама не разрешает лазить в такие места. - Ты всегда слушаешь маму? - Ну... нет? - Тогда в чем проблема? - Ни в чем, - Гакуто надулся и первый полез в проем. - Вот и чудесно, - Ошитари пролез следом. - Теперь налево, - он снова поправил очки. На самом деле очки ему были совершенно не нужны. Да и к тому же они вообще были отцовские и, наоборот, очень сильно мешали. Но Юуши считал, что так он выглядит взрослее. А кто в детстве не хотел казаться старше и не влезал в родительские вещи? - И что там? - Смотри, - Ошитари подвел Гакуто к маленькому ростку, который с трудом пробивался сквозь полуразвалившуюся каменную дорожку. - Ой... деревце. Кро-о-охотное. - Я нашел, - в голосе Ошитари проскользнули горделивые нотки. - Только почему оно такое желтое? - Гакуто недоверчиво покосился на Ошитари. - Новый вид? - Э... нет. - То есть оно почти сдохло? - разочаровано протянул Мукахи. - Видимо. - Так, тогда надо его полить, и оно оживет! - Чем полить? - Живой водой! - Гакуто, не существует живой воды. - Болван, если воду заколдовать по-особому, то она станет живой. - И нападет на тебя? - Идиот, - Мукахи надулся. - Ладно, шучу. Ты знаешь как колдовать? - Конечно. Осталось найти воду. - Пойдем, найдем... - Ну и как ты собрался колдовать? - с некоторой долей скептицизма спросил Ошитари, присев на корточки рядом с ведерком. Ведерко было ржавое, местами дырявое и так же местами погнутое. - Мне нужно сосредоточиться, - совершенно серьезно ответил Мукахи, положив ладошки на ведерко. - А потом что? - А потом захотеть. - Чего захотеть? - Чтобы вода стала живой, - буркнул Гакуто. - Какой ты все-таки глу-у-упый, Юуши. Только знаешь что... - Что? - Надо, чтобы хотели мы оба. - Точно? - Точно. Положи руки так же и сосредоточься. - Мне обязательно так же как и ты хмуриться? Я просто боюсь, что у меня так не выйдет. - Болван! - Шучу-шучу. Говорить что-нибудь надо? - Нет. Надо думать. Это-то ты умеешь? - Гакуто, в глаз дам. Больно. И больше не позову к себе играть в приставку. - Молчу. Все, начинаем хотеть. Ошитари сам не заметил, как увлекся новой игрой. Точнее, сначала для него это была игра, он ведь был большой мальчик и ни на секунду не верил, что чудеса возможны. Но энтузиазм Гакуто оказался неимоверно заразителен и через пару дней, когда деревце стало зеленеть и приобрело более-менее пристойный вид, Юуши подумал, что, скорее всего, живая вода и вправду существует. Прошло десять лет, Мукахи и Ошитари закончили школу, а когда-то крохотное деревце выросло и обзавелось весьма неплохой кроной. Казалось бы, игры давно забыты, а в сказки взрослые мальчики уж точно не верят. - Вот черт... - Гакуто сидел на каменной дорожке, со временем поросшей травой, и рассматривал разбитое колено. - Что такое? Ох, ну как ты умудрился? - Ошитари присел на корточки рядом и достал платок. Он все еще носил очки, только теперь не отцовские, а свои собственные, которые не норовили сползти с носа в самый неподходящий момент. - Упал, - нехотя ответил Мукахи и поморщился, когда Юуши стал осторожно стирать с колена кровь и грязь. - Больно? - А ты как думаешь? - Больно. Но я знаю, что тебе поможет, - Ошитари достал из сумки бутылку минеральной воды. - Что? Что ты задумал? - Мукахи почти забыл о неприятных ощущениях и, сдерживая любопытство, закусил губу. - Нам нужна живая вода, - ухмыльнулся Ошитари. - Нет... ты же не... - Что? - Юуши, мы же не дети, чтобы верить в такие глупости. - А ты считаешь, что это глупости? - Ну... - Помнишь? Надо только захотеть, - Ошитари подмигнул Гакуто и протянул бутылку. Мукахи улыбнулся и положил ладонь поверх руки Юуши. - Помню. Только никому не говори. - Про что? Про то, что ты веришь в сказки? Или про то, что ты упал? А может, про то, что у нас есть свое дерево? - Ни про что и никому. Это наша тайна. Мальчишки, может быть, и вырастают, но это не мешает им заниматься глупостями и верить в чудеса. А общие секреты все так же греют душу и заставляют загадочно улыбаться, что в семь лет, что в семнадцать. The end
Пейринг: Тезука/Фуджи Жанр: романс Рейтинг: pg Дисклеймер: все чужое.) читать дальше Эчизен поморщился. Вот уже почти сорок минут Рема пытался поймать такси. Что-то подсказывало ему, что это совершенно бесполезно. Еще бы, в одиннадцать часов-то в канун Рождества. Юноша поправил капюшон и уже приготовился идти пешком. Не то чтобы у него был большой выбор. Во всяком случае, это лучше, чем просто стоять столбом. Эчизен от души пнул сугроб и выругался, когда оказалось, что под снегом скрывался булыжник. Это будет самое прекрасное Рождество в его жизни. Просто потрясающее. Просто удавиться от радости. - Эй, парень, ты еще не превратился в снеговика? Эчизен замер, недоверчиво покосился на проезжую часть и с облегчение вздохнул, увидев такси. - Пока нет, но я уже на пути. - Тогда забирайся, а то еще чуть-чуть и ты пройдешь этот путь до самого конца. - Ты просто не представляешь, как я мечтал как раз о чем-то вроде этого, – Рема забрался на заднее сиденье и прикрыл глаза от наслаждения. Тепло и сухо, что еще надо для полного счастья. - Это Рождество в Нью-Йорке. Здесь исполняются мечты, - таксист хмыкнул и завел мотор. – Куда едем? Рема назвал адрес и тихо выругался - Что такое, приятель? - Кошелек забыл. Таксист посмотрел на Рему в зеркало и ухмыльнулся. - Предлагаю другую плату. - Да? Какую же? - Хорошая история. - История? – Эчизен в шоке уставился на таксиста. - Именно. Я бы, конечно, с удовольствием подвез тебя и просто так, из природной щедрости и в честь Рождества. Но принципы, знаешь ли. - С ума сойти, таксист, подрабатывающий Санта Клаусом. Кого только не встретишь в Нью-Йорке. - А может я Санта Клаус, подрабатывающий таксистом? Рема снисходительно покосился на таксиста. - А что? Не похож? - Нет, ни капли. - А что это так? - Ты не старый и не бородатый. - А Санта обязательно должен быть старый и бородатый? - Именно. - Ладно, тогда будем считать, что я не Санта. Но что на счет истории-то? - Она ведь не обязательно должна быть про меня? – нехотя уточнил Эчизен. - Все равно про кого. Главное, чтобы ее хватило до пункта назначения. - Тогда по рукам. Я расскажу историю об одном моем очень глупом знакомом. Точнее… о двух моих знакомых. Очень глупых знакомых. - Интригующее начало. - Еще бы. Все, что было связано с этими двумя, всегда интриговало и держало в напряжении, - Рема чуть нахмурился. – Так, вот, все началось лет пять назад. А может чуть больше. В принципе, это не так уж важно. Тем более, это никак не влияет на происходившие события. Менее… занимательными они от этого не становятся. *** Это тянулось вот уже почти год. Год, за который что Тезука, что Фуджи успели довести всю команду до состояния, близкого к сумасшествию. При этом стоит отметить, что ни Тезука, ни Фуджи для этого ровным счетом ничего не делали. Наверное, в этом-то и была вся проблема. Даже Кавамуре было понятно, что между этой парочкой что-то происходит. Но, почему-то, самой парочке это понятно не было. Рема не раз замечал, как Тезука смотрит вслед уходящему Фуджи, или как улыбка у Фуджи становится чуть теплее, когда в комнату входит Тезука. Инуи и Кикумару делали ставки, когда их слепые гении, наконец, прозреют, а Кайдо с Момоширо до хрипоты и драк спорили, признается ли Фуджи Тезуке, или это Тезука признается Фуджи. Эчизен же наблюдал за всем этим со стороны и понимал, что это может длиться бесконечно долго. И в этом, как ни странно, было свое очарование. Во всех этих недосказанных фразах, случайных касаниях, неловкостях и совпадениях, было что-то чертовски притягательное. Но вот только иногда Реме казалось, что все это потому, что у некоторых просто напросто не хватает решимости. Конечно же, именно эту часть своих рассуждений Эчизен предпочитал не афишировать. Молчание – золото, а так же гарантия долгой и, вероятнее всего, счастливой жизни. Рема молчал тогда, когда Тезука и Фуджи на цыпочках ходили вокруг друг друга. Он молчал, когда Фуджи, внезапно, стал встречаться с какой-то одноклассницей, а Тезука мрачно назначал чуть больше кругов, чем следует. Эчизен не сказал ни слова и тогда, когда Тезука улетал в Германию, а Фуджи улыбался еще больше, чем обычно. Но в этих улыбках не было ни капли искренности. По крайней мере, по мнению Ремы. В конце концов, это все еще был не конец света. Эчизен знал, что и Тезука и Фуджи будут платить огромные деньги за международные переговоры. *** - И, что самое важное, я даже промолчал, когда последний раз разговаривал с ними по телефону. - С ними? – такси свернуло на узкую улочку. - Ну, сначала с Тезукой, который все еще в Германии. Вот что можно делать в Германии уже пять лет? Я уверен, все это из-за того, что он упрямый болван. Так вот, с Тезукой, который в Германии, и с Фуджи, который в Токио. И видно, что эти два… не очень торопливых человека любят друг друга. Но нет, ну конечно же, признаться? А зачем? У них же принципы. Убеждения… - То есть ты просто промолчал? И этим все и кончилось? - Почти, - нехотя признался Рема. - Почти? – таксист ухмыльнулся. - Я пригласил их на Рождество. - И? - И оставил наедине. - Просто ушел? - Что-то вроде. Остановите здесь, хорошо? Чуть напоил, запер и забрал ключи. - Ты считаешь, им поможет? - В конце концов, это Рождество в Нью-Йорке. Здесь исполняются мечты, - Рема ухмыльнулся. - А у тебя есть мечта? - У всех есть мечта, - Эчизен пожал плечами. - Пусть она тоже сбудется. - Да куда она денется, - Рема вылез из такси, засунул руки в карманы и пошел в сторону небольшого отеля. – Пока, Санта, - Эчизен обернулся, ухмыляясь, затем достал телефон и недовольно проворчал в трубку, - Атобе, тебя не учили, что опаздывать нехорошо? *** Часы показывали без пяти двенадцать. Одинокое такси стояло посреди заснеженной улочки, а рядом с автомобилем прыгал молодой человек. - Чтобы я еще раз послушал деда? «Внучек, легка работенка, туда-обратно съездишь, подвезешь пару человек, исполнишь желания, а потом весь год отдыхай». Ему-то конечно легкая, у него-то олени, а у меня – полудохлое корыто. Уууу, вражина, - таксист пнул сугроб и еще раз выругался. – Чертовы камни!
'Lady Peaceful,' 'Lady Happy,' that's what I long to be
Название: Крупный улов Автор: asael Переводчик: Mellu Фандом: Prince of Tennis Пэйринг: Тезука/Фуджи Рейтинг: PG-13 Жанр: флафф Саммари: Тезука ловит рыбу, Фуджи наблюдает. Ссылка на оригинал: click Примечания: Разрешение на перевод получено. О рыбке фугу можно узнать тут
читать дальше- Мне кажется, какая-то рыба кусает меня за пальцы ног, - сказал Фуджи с улыбкой. - Судя по всему, они предпочитают твои ноги моей наживке, - Тезука опустил взгляд на своего спутника, и Фуджи мог бы поклясться, что в уголках его губ затаилась улыбка. - Я мешаю твоей рыбалке? - Фуджи, свесив ноги, лежал рядом с Тезукой на небольшом доке, возвышающемся над поверхностью воды. Каким-то чудом ему удалось не заснуть – но, скорее всего, оттого, что небо было затянуто облаками. Возможно, если б его согревали солнечнее лучи, он бы задремал, а так – Шююске вполне успешно мог бороться со сном. Между тем Тезука был даже молчаливей, чем обычно. - Нет, - серьезно ответил Тезука. – Не мешаешь. - Значит, ты рад тому, что взял меня с собой? – Фуджи вытянул руку и потянул Тезуку за рукав, улыбаясь. Кунимицу в ответ слегка нахмурился. - Я был бы рад в том случае, если бы ты не двигался бы так энергично и не распугивал бы мне всю рыбу. - Это значит, что к тебе на крючок попадется только храбрая рыба, та, которая достойна того, чтобы быть пойманной Тезукой Кунимицу, - Фуджи сдвинулся в сторону, и, приподняв ступни над водой, пошевелил пальцами ног. - Бессмыслица какая-то: у рыб нет такого понятия, как храбрость, - Тезука протянул руку и, поймав Фуджи за лодыжку, легонько потянул. Фуджи ничего не осталось, как усесться, поджав ноги, на приличном расстоянии от воды. Так ему было даже удобнее наблюдать за Тезукой, так что он не возражал. - Хочешь сказать, «В поисках Немо» - сплошная неправда? – его обиженное выражение лица было безукоризненным. Не зря он тренировался перед зеркалом. Однако Фуджи не удивился, заметив, что Тезуку его мина не тронула. Он лишь мельком взглянул на Шююске. - «В поисках Немо» - это всего-навсего мультик. - Рыбка, которую ты обязательно поймаешь, наверное, очень долго скиталась, - продолжил Фуджи, не обращая внимания на Тезуку. Обиженное выражение лица словно ветром сдуло. – Это храбрая рыбка, и она долго боролась за право попасться тебе на крючок. Понимаешь – однажды, давным-давно, она проплывала мимо по своим рыбьим делам, и тут – раз! - увидела тебя. И сказала сама себе: «Вот он, тот парень, который меня когда-нибудь поймает». И с тех пор она долго и упорно трудилась, чтобы однажды ты смог ее поймать. Тезука снова посмотрел на Фуджи, но ничего не сказал. Улыбка Фуджи становилась все шире и шире, пока он говорил дальше: - Все вокруг называли эту рыбку гениальной, но мне кажется, ничего необычного в ней не было. Просто ей нравилось пробовать все новое. И она оставалась такой же легкомысленной вплоть до того дня, когда она встретила тебя. Мне кажется, ей было не по себе, она не знала, что ей делать дальше, но она всегда знала, что ты станешь для нее тем самым единственным. Тезука довольно долго не отвечал, а потом сказал: - Первая часть была еще довольно тонким намеком, - в его голосе слышался едва сдерживаемый смех. Значит, удалось. - Я знаток тонких намеков, - сказал довольный собой Шююске. В их отношениях и так было достаточно много недоговорённости, и иногда ему хотелось внести ясность. - И очевидно, знаток рыб, - суховатый юмор Тезуки безумно нравился Фуджи – Тезука шутил так редко, но немногим было дано насладиться даже этим. Он придвинулся к Кунимицу поближе, положив голову ему на плечо и поглядывая на реку и, в частности, на удочку: - Я бы хотел бы быть рыбой фугу. Смотри-ка – клюет! Оба сразу замолчали, Тезука сосредоточился на своем улове, а Фуджи – на наблюдении за Тезукой.
Название: Везунчик Автор: prillalar Перевод: in between days Фандом: Prince of Tennis Пейринг: Инуи/Кайдо Рейтинг: PG-13 Статус: завершен Дисклеймер: не мое Разрешение на перевод отправлено
Краткое содержание: Кайдо не сидится на месте.
- Ты веришь в удачу, Кайдо? – Инуи вытряхивает на кровать содержимое пакета. Амулеты разлетаются во все стороны: омамори, фигурки сов и лягушек, ловцы снов, хрустальные шарики. Брелок для мобильного с монетками по пять йен падает на пол.
- Но ведь удача может работать вне зависимости от того, веришь ты в нее или нет, - Инуи пытается рассортировать образовавшуюся груду безделушек. – Скоро будет школьный день спорта – отличный повод проверить эту теорию.
Инуи достает тетрадку – еще не помятую, а значит, новую – и садится за стол.
Кайдо устраивается на краю кровати. Инуи берет одну ручку, и та оказывается пустой. Как и следующая. Он возвращает их на место, в подставку.
- На третий раз повезет, - говорит Инуи и начинает что-то писать.
Кайдо не сидится на месте, и это очень непривычное ощущение, по крайней мере, было таким до недавнего времени. Но теперь каждый раз, когда они с Инуи находятся в одной комнате, Кайдо не сидится на месте, хочется ерзать, все время чего-то хочется.
Он впивается ногтями в ладони. Садится на руки, поджимает пальцы в тапках. Разглядывает комнату, смотрит куда угодно, только не на Инуи. У кровати лежит коробка с бумажными салфетками. Кайдо будто сотрясает от электрического разряда, и он вскакивает на ноги.
Он обнимает Инуи, нависает над ним со спины, утыкается лицом во взъерошенные волосы.
Инуи поднимает голову, и Кайдо разворачивает кресло, находит рот Инуи, опускается ему на колени. Инуи обнимает Кайдо за талию, и они целуются – влажно, с открытыми ртами, и кресло поскрипывает, когда Кайдо прижимается еще ближе.
- Мы должны остановиться, - Инуи вытирает губы тыльной стороной ладони. Кайдо не хочет останавливаться и снова наклоняется, скользит языком между губами Инуи. Тот хватает его за плечи.
- Кайдо.
Тот встает. У него горит кожа, и кажется, что нечем дышать.
- Мне пора, - говорит он, и голос ломается впервые за полгода.
- Позвони мне после ужина, - говорит Инуи, и Кайдо уходит, прижимая к себе школьную сумку.
***
Инуи сидит на корточках, раскладывая перед собой крохотные куколки дарума.
- Данные будут бесполезными, если источники не идентичны, - говорит он.
Кайдо сидит за столом. Он берет в руки подставку для ручек. Все они выглядят одинаково. Кайдо достает из корзины для бумаг какой-то обрывок и начинает проверять. Семь штук засохли, и он выбрасывает их. Две все еще пишут. На них видны следы зубов Инуи, кончики сплющены и потрескались. Кайдо прикусывает одну. Пластик совершенно безвкусен.
- Должно быть три группы, - говорит Инуи, усаживаясь спиной к кровати и поправляя очки. Под ногтями у него полоски грязи. – Одна будет знать про амулеты, а другая – нет. Третья будет контрольной.
Брелок с монетками все еще валяется под столом. Кайдо поднимает его и кладет в карман. Ему интересно, как Инуи заставит участников носить амулеты и не знать об этом. Интересно, действительно ли Инуи не замечает грязи под ногтями или ему просто все равно. А потом он больше не может ждать.
- Только минутку, - говорит Инуи и проверяет часы, а потом они вдвоем сидят на полу, прижимаясь друг к другу бедрами, изворачиваясь, и целуясь, целуясь, целуясь. Инуи отстраняется один раз, но лишь для того, чтобы снять очки. Он берет в ладони лицо Кайдо, мозоли царапают кожу на щеках.
Кайдо цепляется большим пальцем, за пояс штанов Инуи, прижимает кончики пальцев к голой коже под майкой. Инуи вздыхает, и кажется, что его тело одновременно становится очень мягким и напряженным. Он прижимается к Кайдо, гладит его по спине. Но этого мало, и Кайдо тянет Инуи вниз, чтобы они могли лечь рядом.
На часах Инуи срабатывает будильник, и он поправляет майку. Кайдо ругается вполголоса. Инуи смотрит на него, а Кайдо смотрит на пол, где в беспорядке лежат 22 куколки дарума.
- Куда делись все мои ручки? – спрашивает Инуи.
***
Трава на берегу реки похладная и мягкая, и Кайдо растягивается на ней, как морская звезда, дрейфующая по прохладному зеленому морю. Он поворачивает голову и совсем рядом, так близко, что глаза чуть не сходятся на переносице, видит четырехлистный клевер. Кайдо кладет его в сумку из магазина канцелярских товаров.
- Я опоздал? – спрашивает Инуи и достает тетрадку, чтобы посмотреть расписание тренировок на сегодня. Пока он листает страницы, Кайдо подсовывает новые ручки ему в сумку.
На Инуи привычный мешковатый тренировочный костюм зеленого, как мята, цвета. Он проверяет состояние Кайдо, измеряет объем бицепсов, нажимает пальцами на бедра тут и там. Его теплое дыхание касается шеи Кайдо, и у того все волоски на теле становятся дыбом. Кайдо приходится прикусить губу, чтобы не толкнуть Инуи на траву.
- Можно я зайду после тренировки? – спрашивает он, пробежав половину дистанции. Инуи оглядывается через плечо.
- Уже поздно, разве нет? – он спотыкается, зацепившись за трещину в асфальте, но тут же выпрямляется, почти не сбившись с ритма.
- Пожалуйста, - не задумываясь, говорит Кайдо.
На этот раз Инуи не оборачивается.
- Нам не стоит проводить столько времени наедине.
В груди у Кайдо что-то сжимается, и приходится замедлить бег. С каждым шагом он чувствует, что в кармане у него лежит брелок для телефона. Интересно, как амулет может помочь тебе выиграть, если ты даже не знаешь правил игры.
***
- Кайдо, - вздрагивает Инуи, отрываясь от книжки. – Я думал, ты не зайдешь сегодня.
Кайдо останавливается у двери. Внутри у него что-то беснуется, рвется наружу, и ему кажется, что кожа вот-вот лопнет. Он достает из кармана брелок и бросает его на пол.
- Так вот где…
Кайдо пересекает комнату. Хватает Инуи за плечи. Тот роняет книгу.
- Кайдо, - говорит он. – Что ты…
- У тебя грязь под ногтями, - говорит Кайдо и толкает Инуи на кровать. Он закрывает глаза, чтобы не видеть его лица, просто пробует на вкус его рот, слушает прерывистое дыхание, чувствует его запах.
Инуи лежит под Кайдо, непривычно напряженный, едва дышащий. А потом он выгибает спину, хватает Кайдо за плечи, и они начинают двигаться, словно единое целое.
Кайдо перекатывается на бок, просовывает колено между бедер Инуи.
- Нам нужно остановиться, - говорит тот откуда-то издалека, и Кайдо задирает на нем майку. Он гладит Инуи по животу, и они оба дрожат.
- Кайдо, - Инуи отстраняется, и Кайдо следует за ним.
Все происходящее кажется одним огромным мазком желания, и Кайдо почти плохо от этого. Он прижимается к бедру Инуи, целует его в шею. Опускает руку вниз.
Инуи сталкивает его с кровати.
Кайдо ударяется локтем о стул, стул врезается в стол, и вокруг рассыпаются ручки: гелевые, шариковые, с очень тонким стержнем.
Инуи покраснел и не смотрит на Кайдо. Тот поднимается, встряхивает руку, чтобы избавиться от покалывания. А потом бежит прочь.
***
Кайдо достает учебник по математике, и вместе с ним из сумки вываливаются карточки – большая стопка маленьких белых листиков на металлическом кольце. Это дело рук Инуи, он дал их Кайдо, чтобы тому было проще запоминать новые кандзи. Но у Кайдо есть своя система, и карточки до сих пор пустуют.
Извини, пишет он и перелистывает карточку. Извини. Извини. Когда все пятьдесят заполнены, он переворачивает их и пишет на обороте.
Одна отрывается от кольца, и Кайдо хочется засунуть ее в рот и прожевать, как будто проглоченные, эти слова обретут какой-то смысл. Вместо этого он комкает ее и кладет в карман.
Кайдо оставляет карточки в шкафчике для обуви Инуи. Он пропускает оставшиеся уроки и идет к реке. Ложится на берег лицом вниз – самая глупая морская звезда во всем огромном зеленом море.
***
Когда Инуи заходит к нему в комнату, Кайдо делает уроки. А потом они смотрят друг на друга.
- Извини, - говорит Инуи. – Я не такой, как ты, Кайдо.
Сердце Кайдо бьется в ребра, словно кулак в дверь. Он встает. Между ним и Инуи диван.
- Что…
- Дело в том, - говорит Инуи, и Кайдо напрягается, как будто собирается поднимать тяжести. – Дело в том, что мне страшно.
- Семпай…
- Мне сложно заниматься тем, в чем я еще не достиг успехов. – Инуи берет в руки стопку бумаги, которую сжимал подмышкой. – Я много читал, но… я не знаю.
У Кайдо что-то дергается под ложечкой, словно втягивает глоток воздуха. Инуи копается в своих распечатках, опустив голову, побледнев. У него очень чистые ногти.
Кайдо перебирается через спинку дивана. Хватает Инуи и вцепляется в него изо всех сил. Подгибает пальцы в тапках.
- Семпай, - говорит он и едва слышит звук собственного голоса. – Инуи-семпай. Нужно просто… пробовать, пока не получится.
- И все? – спрашивает Инуи, касаясь губами виска Кайдо. – Но как же исследования? - Ты слишком много думаешь, - поднимает на него взгляд Кайдо.
Инуи улыбается.
- Может быть, - и прижимает Кайдо к спинке дивана.
Распечатки разлетаются во все стороны, диван пошатывается, и они падают на пол. И двигаются, словно стали единым целыми, ну, или почти единым – целуясь, обнимая друг друга, сминая под собой бумагу.
Когда Кайдо трогает Инуи, тот напрягается, но не отстраняется. Кайдо тоже напрягается, но просто делает то, что кажется ему правильным, и кажется, Инуи это нравится. Салфетки где-то на другом краю комнаты, но у Инуи есть платок, и теперь очередь Кайдо.
Он закрывает глаза и снова напрягается, и Инуи рассказывает в деталях все, что собирается делать, и Кайдо старается не слушать, но не может просто заткнуть пальцами уши. А потом Инуи трогает его, и все становится ярким, ошеломительным. Он двигает бедрами, прикусывает язык, и ему все равно, даже если Инуи будет говорить бесконечно.
Они втискиваются на диван вместе, Кайдо обнимает Инуи сзади, чтобы тот не упал. Инуи очень долго ничего не говорит, и Кайдо решает, что тот уснул.
- Эй, - произносит Кайдо. – Как твой эксперимент с удачей?
- На паузе, - Инуи переплетает их пальцы. – Не знаю, как сделать, чтобы участники не носили свои собственные амулеты.
Никто этого не видит, поэтому Кайдо улыбается, и обнимает Инуи чуточку крепче, и снова улыбается. Он сам почти засыпает, когда Инуи садится на диване и моргает.
Они собирают распечатки вдвоем, а потом неловко стоят друг напротив друга, пока Инуи, наконец, не говорит, что ему пора.
Когда Кайдо возвращается к себе, то находит под диваном лист, который они не заметили. Он поднимает его и читает, а потом рвет на мелкие части. И надеется, что им никогда не придется делать именно это.
Кайдо садится за стол. На стопке учебников лежит дешевая белая ручка с четырехлистным клевером на конце.
Сегодня засмейся другим смехом, излей другие слезы, живи другой жизнью. Кто знает, наступит завтра или нет?
Фик удален с сообщества за множественные нарушения русского языка до выправления. Как только фик будет откорректирован переводчиком, мы будем рады видеть его на сообществе вновь.
Название: Just Called to Say (I Love You) Автор: lumelle Фэндом: Prince of Tennis Пейринг: Beauty Spot Pair (Атобэ/Татибана) Переводчик: Indrik Бета: cattom Рейтинг: PG Оригинал: lumelle.livejournal.com/128343.html Разрешение на перевод: отправлено Саммари: Атобэ хочет, чтобы его слушали. Татибана, хотя и не совсем добровольно, отвечает на его звонки.
Автор: Eswet Вдохновитель: Таэлле Рейтинг: G Жанр: романтическая зарисовка, юмор где-то тоже был Персонажи: Атобэ, Кабадзи, брат и сестра Татибана Примечание автора: в основном пост-канон. Дисклеймер: не извлекаю.
читать дальше А все началось в тот злополучный день, когда вздорная второклашка из этой, как ее... Фудоминэ... принялась отстаивать честь своей школы на теннисном корте. И ладно бы еще сама – а играть она, как выяснилось позже, умела, и даже относительно неплохо, - а то ведь методом дурацких ставок. «Выиграете этот матч – пойду с вами на свидание», надо же. Ребята из Фудоминэ, спору нет, кое-чего стоили, но после такого было попросту невозможно отдать им матч. Точно так же, как невозможно было и отказаться от напрочь ненужного свидания. Спасли тогда еще незнакомые пацаны из Сейгаку, отважные до одури – уже в качестве поощрительного приза стоило уступить им выигрыш и девчонку в нагрузку. Тогда он ушел с уличного корта, не оглядываясь и не спросив, как ее зовут. И век бы не знать. Но пришлось выучить - ее звали Татибана Ан, и была она сестрой капитана теннисного клуба Фудоминэ, и считала, видимо, прямым своим долгом отравлять жизнь не только Атобэ, а и вообще всем, кто попадется под горячую руку. Вообще-то Атобэ она даже нравилась. Такой характер, помесь ерша с ежом, в Японии у девчонок встречался нечасто, а в Хётэй и вовсе никогда. То есть, может, характер там где-то у кого-то и был, но его до глянцевитого блеска сглаживало воспитание. Девочки в Хётэй были все как одна приличные. Их хороших семей. Они могли быть надменными, могли отпускать ядовитые шуточки, могли восторжено визжать, как полагается нормальным фанаткам... но «своим парнем» из них не была ни одна. Ан – была. По крайней мере, пыталась. И водила за собой хвост поклонников... Вот этот-то хвост все и испортил. Пока они учились в средней школе, это не имело значения, но в старшей (кто придумал отдать брата и сестру Татибана в Хётэй?!)... и позже, в университете (какие прегрешения прошлых жизней свели их всех в одном учебном заведении?!)... в общем, жить стало весело. Потому что помимо короля – Атобэ, разумеется, а что, были иные варианты? – у школы, а затем у университета появилась принцесса. Нет, Ан с Атобэ не конкурировала, они были словно из разных сказок: он – величественный, вальяжный, несколько высокомерный, и она – сорвиголова, девочка-ртуть, скорая на расправу и на прощение. Но вот как-то так получилось, то ли по правилу притяжения противоположностей, то ли именно оттого, что соперничать им было не в чем, - что сказки начали пересекаться. Рядом с принцессой не должно было быть плебеев. Даже если ей самой нравится плебеями помыкать. Они только того и заслужили, о да, а вот слишком близкое общение – это лишнее... Атобэ не имел никаких видов на Ан. Не в его вкусе - ни внешне, ни манерами. Но она сделалась принцессой и, следовательно, статус требовалось поддерживать. Потому шлейф из поклонников, с каждым годом все более внушительный, кружил на почтительном отдалении. Ни Камио, со временем научившийся кое-какой элегантности, ни Момосиро, выросший в красивого и интересного молодого человека, ни другие ребята, разумеется, обладавшие различными достоинствами – а других в университете не водилось, - никто из них не выдерживал сравнения с королем. И даже не пытался выдерживать. Ходили с голодным видом, дарили принцессе цветы и шоколад, а потом провожали тоскливыми взглядами Ан, удаляющуюся куда-нибудь в компании Атобэ и неизменного Кабадзи. Никаких свиданий. Они вообще никогда не оставались наедине, король и принцесса, это было бы абсолютно неприлично. Никаких двусмысленных букетов, никаких сердечек в феврале и марте. Никаких дорогих подарков и поздних возвращений домой. Разговаривать о кино, книгах, живописи, танцах и теннисе, задорно пикироваться – это сколько угодно, но тоже только при свидетелях. Опять же при Кабадзи чаще всего. В конце концов, оба они умели и любили работать на аудиторию. И так восемь лет. Поэтому, когда незадолго до выпуска Атобэ обмолвился о своей помолвке (наследница крупной корпорации, очень светская девушка), для него стала полной неожиданностью реакция Татибана Киппея. Который аккуратно отвел недоумевающего Атобэ в сторонку и без лишних церемоний врезал в челюсть. Отскребаясь от стены (и нервно оглядываясь, не видел ли кто этого позора), Атобэ осторожно поинтересовался, за что и в какой связи это было. Из краткой, но очень эмоциональной реакции нежданного спарринг-партнера стало понятно, что это за Ан. Но совершенно не стало понятно - а собственно, с какой стати. Вероятно, они разбирались бы еще долго. Скорее всего, разгневанный старший брат не поверил бы в кристальную чистоту дружеских отношений короля и принцессы. Почти наверняка произошла бы безобразная драка. Но тут появилась Ан. Ничего не подозревающая Ан, которая с разбегу кинулась на шею брату, потом точно так же – Атобэ, а затем потребовала немедленного сочувствия на том основании, что хотела объявить о собственной помолвке одновременно с Атобэ, а теперь вот не получится. - О помолвке?! Какой, с кем?! - по слаженному звучанию дуэта никак невозможно было сказать, что эти два в высшей степени приличных молодых человека только что собирались выяснять отношения совершенно некуртуазным способом. - С Мунэхиро, - развела руками Ан. – Ну с Кабадзи же! – уточнила она специально для брата. И пока Татибана с Атобэ на пару изображали соляные столпы, Ан заодно сообщила дату и место официального оглашения. - Извини, - только и смог выдавить Татибана, когда сестра покинула их – так же неожиданно, как и появилась. - Э... ничего, - в тон отозвался Атобэ, машинально потирая челюсть. А ведь все началось в тот злополучный день на уличном корте... В сердцевине букета, который подарил король принцессе по случаю ее помолвки, покоился теннисный мячик. Принцесса рассмеялась и кинула мячиком в короля. На них глядели как на сумасшедших, а они хохотали и все никак не могли успокоиться. А ведь в тот раз они так и не сходили на свидание. Да оно, наверное, и к лучшему.
Автор: Nio_ Бета: Le Renarde Название: Движение вперед Рейтинг: G Пейринг: нет, основной персонаж - Эчизен Рёма Жанр: зарисовка, джен От автора: Одно из первых творений. Здоровая критика приветствуется. Дисклеймер: мне принадлежит только идея, всем остальным владеет Кономи
читать дальшеСидеть в полнейшей темноте, и размышлять о своей жизни было довольно увлекательным занятием, как заметил Эчизен Рёма-кун. В последнее время с ним творилось что-то странное. Он стал более раздражительным и аутичным. А еще ему снился один и тот же сон вот уже целую неделю. Он – Рёма – стоит посреди шумной улицы, наполненной людьми. Все куда-то спешат, торопятся, проходят мимо него, словно не замечая присутствия мальчика. «Мир движется вперед. В будущее». А Рёма просто стоит и смотрит на все происходящее со стороны. Не двигается. «Идти вперед? Зачем? Что меня там ждет?». Эчизен тяжело вздыхает, что, собственно, ему очень даже не свойственно. Но он слишком уж занят, чтобы заметить это. Он пытается найти смысл своего существования. «Иногда мне кажется, что я живу ради отца. Что я переживаю его жизнь под его же четким руководством, чтобы не совершить тех же ошибок, что и он. И хоть я вслух никогда не признаю сей факт, на самом деле я буду твердо в этом уверен в своих мыслях.» Эчизен не знает, были ли у его отца друзья, настоящие друзья. Эчизен не знает, какими были отношения его отца и его школьной команды. Эчизен не знает, что чувствует его отец, когда играет в теннис. Мальчик твердо решает утром спросить отца обо всем об этом, надеясь, что старик не станет отшучиваться, а поговорит с ним хоть раз серьезно. Он хочет сравнить себя с ним.
*
До того, как Эчизен перевелся в Сейгаку, его единственным другом был Карупин. Пожалуй, это самый оптимальный вариант – кот всегда мог выслушать, и никогда не возражал, а только согласно мурлыкал и ластился. Рёма привык к этому, поэтому впустить в свой внутренний мир кого-то еще было очень проблематично. Но кто-то просто очень деликатно туда просачивался, кто-то, не спрашивая разрешения, врывался – исход был одинаков. Рёма подружился со своей командой.
*
«Первое впечатление часто бывает обманчивым» - Эчизен знал это с малых лет. Когда он впервые столкнулся с Момоширо, впечатление об этом человеке было не ахти. Когда они сыграли друг против друга в первый раз, Рёма прокомментировал матч самой самодовольной фразой из своего арсенала – «Мада мада данэ!», но уже тогда он чувствовал, что его семпай не простой игрок в теннис, а что в нем есть какая-то загадка. Через некоторое время он думал так обо всей своей команде, с которой ему очень повезло. Вскоре Эчизен понял это и принял это.
*
Рёма любит играть с сильными противниками. Это такой неописуемый прилив адреналина. Как будто во всем мире существуют только он, его противник и теннисный корт, о который то и дело с бешеной скоростью ударяется теннисный мяч, отбитый очередным ударом. Не важно, кому именно он принадлежит, они слишком увлечены игрой, чтобы что-либо понимать. Каждая реплика судьи отдается в голове стеклянным эхом. Слова "advantage", относящиеся не к Эчизену, а к человеку, стоящему по другую сторону сетки, одновременно злят и доставляют некое удовольствие, так как он считается одним из самых сильных юниоров Японии. Появление более сильного противника - появление препятствия на его пути к Большему Шлему, которое Эчизен должен, нет, обязан преодолеть. Только в голове непрерывно крутиться один-единственный вопрос: «Ради чего?».
*
Полностью погрузившись в свои размышления, Рёма не замечает, как засыпает, облокотившись на спинку кровати. Сегодня ему приснится тот же самый сон. Только он, сам не понимая, почему, за долгое время начнет движение вперед.
Название: Останься Автор: Ociwen Перевод: in between days Бета: по направлению к свану Фандом: Prince of Tennis Пейринг: Нио/Ягюю Рейтинг: R Статус: завершен Дисклеймер: не мое Разрешение на перевод получено Предупреждение: в тексте встречаются упоминания о китайской кухне и динозаврах.
Краткое содержание: Однажды Нио исчезает. Ягюю не уверен, что это имеет значение.
Планы были какими-то невнятными и расплывчатыми. Нио подкатил к Ягюю на лестнице, где они ели ланч. У Ягюю было бенто из супермаркета и желе из Санкруса. У Нио – загадочное «особое карри» из школьного кафе. Он стащил у Ягюю креветку. Тот ничего не сказал.
- Я-а-а-гюю, - протянул Нио, откинувшись назад и почесав волосы. - Ты занят в среду?
Ягюю покачал головой.
- Хочешь куда-нибудь сходить? – спросил Нио. Он наклонил голову в сторону, но на Ягюю не взглянул. Бетонные стены школы были куда интересней. – В караоке?
- Полагаю, можно, – пожал плечами Ягюю.
Нио фыркнул. Волосы спрятали его глаза, но не ухмыляющийся рот.
- Будем валять дурака с переодеваниями и диснеевскими песенками?
- Если хочешь, - моргнул Ягюю.
- Если хочешь, - сказал Нио. Толкнул Ягюю плечом в бок, заставив того отступить к стене. Ягюю поправил очки. Нио добавил:
- Это ты у нас любишь переодеваться. Я просто делаю отдолжение.
Даже шуточки Нио не могли заставить Ягюю покраснеть.
- Хорошо, - ответил он и принялся за желе. Нио ткнул Ягюю в другое плечо своими палочками. Кончики были испачканы карри. Ягюю заметил крохотное пятно на форменной рубашке и нахмурился.
- Значит, встречаемся на станции. После школы. Тот выход, где кофейня.
- Будем звать команду? – спросил Ягюю. Нио поднялся на несколько ступенек, прежде чем остановиться вполоборота и пожать плечами. Он ушел, как обычно, ужасно ссутулившись, бросив Ягюю лишь: «Давай, может, в семь».
Нет, это на самом деле было очень невнятно.
***
По средам дополнительные занятия начинались поздно. Ягюю пришел на место встречи в половине восьмого. Нио вечно опаздывал, так что можно было не беспокоиться. Ягюю потянулся было в карман за мобильным, как вдруг чей-то пронзительный голос позвал его по имени.
Девушки запорхали вокруг него, все пять, у каждой на руках были тяжелые пакеты, а пальцы упрятаны в кричащие розовые перчатки. Ягюю улыбнулся одноклассницам.
- Добрый вечер.
- Не хочешь перекусить? – спросила одна из них. Она была самой шумной, но и остальные закивали, затараторив что-то одобрительное. Их голоса убеждали Ягюю согласиться и пойти с ними.
– Мы были бы так рады!
Ягюю заколебался. Еще раз взглянул через плечо в кофейню. Он ничего не обещал Нио. И договоренность была очень смутной, так что скорее всего команда уже вовсю развлекалась в караоке-баре. Было бы невежливо их прерывать.
Он стоял прямо перед забегаловкой, где готовили рамен. Ее вывеску украшал енот. Енот ухмылялся, как Нио. Ягюю улыбнулся про себя такой мысли. К тому же, у девушки, схватившей его за руку – Моко-чан? Или ее подружки? – была широкая улыбка и большая грудь, которой она слегка прижалась к Ягюю. Они хором упрашивали его, и эта грудь взволнованно колыхалась.
- Ладно, - сказал он. – Если это не причинит никому неудобств.
Две девушки взяли его под руки, и еще три шли позади. Ягюю сдержал самодовольную улыбку, грозившую появиться на лице.
Нио-кун поймет. Он и сам поступил бы так же.
***
Но вместо этого Нио пропал.
Может, в тот самый день, а может, днем позже. Его не было в школе. Не было на тренировке. Он не отвечал на звонки, смс и электронную почту.
Два дня спустя Ягюю заявляется к Нио домой. Это происходит в пятницу. Он стучит в дверь и расправляет плечи. Отряхивает полы школьного пиджака.
Дверь открывает мать Нио. У нее красные опухшие глаза. Очевидно, что она недавно плакала, но сейчас кивает головой и приглашает Ягюю войти.
- Пожалуйста, - говорит она. – Если хочешь. И шмыгает носом.
Ягюю качает головой.
- Нет, - отвечает он. – Спасибо, но я лучше пойду.
Ему неловко слышать, как мама Нио шмыгает носом и начинает плакать. Ягюю ерзает. Извиняется за вторжение. Ему следовало бы догадаться, что дома Нио тоже не будет.
Несмотря на то, что Нио любил воображать себя этаким бунтарем, он им не был. Он каждый вечер делал домашнее задание. Появлялся на тренировках и не воровал из магазинов. Он красил волосы и спускал деньги на водяные пистолеты, но никогда еще не убегал из дома.
Ягюю не знает, что и думать.
Он не зависит от Нио. Он не нуждается в Нио. Если Нио решил уйти – неважно по какой причине – Ягюю может это принять.
***
Жизнь без Нио стала легкой.
Ягюю стал самим собой – полностью.
Он просыпается, он идет на тренировку. Если ему нужно поработать над обменом ударами, он играет с Янаги. В душевой они разговаривают о литературе и задании по английскому, которое дал им Бронвин-сенсей на прошлой неделе. Если Ягюю нужно поработать над ударом слева, он играет с Джакалом. Подачи Джакала летят быстро, сильно, со свистом разрезая воздух. Возбуждение пронизывает все тело Ягюю, словно электричество, текущее по руке, когда он размахивается, чтобы отбить мячик.
Ягюю ходит на занятия. Ходит на совещания старост – с Санадой. Он делает записи в блокноте А4: на полях больше нет никаких закорючек, все листы на месте. У Ягюю аккуратный и мелкий почерк. Никто не таскает у него ручки, теперь в сумке всегда есть три запасных.
По средам и четвергам Ягюю посещает дополнительные занятия. Он сидит на жесткой скамье по три часа кряду и не обращает внимания на урчание в животе. Он заполняет блокнот А4 заметками по математике (предмету, который удается ему хуже остальных) и замечаниями насчет вступительного экзамена по английскому. За ужином отец упоминает Гарвард. Мать упоминает Канаду.
- Там дешевле, - говорит она.
- Факультет медицины лучше в Гарварде, - отвечает отец. Они не спрашивают мнения Ягюю, а он его не предлагает. Он еще не спит, но очень устал. Сидит с прямой спиной и доедает рыбу. Увитые плющом здания в его воображении кажутся вполне симпатичными: приятно иностранными, но достаточно знакомыми, чтобы не вызывать дискомфорт. Он может прожить подобную жизнь, не задумываясь. Легко поддаться самой мысли о том, что можно учиться за рубежом, если оценки достаточно высоки. Легко позволить родителям решать за него, и следовать правилам, и слушать учителей, и быть хорошим мальчиком. Быть собой.
Ягюю читает перед сном. Делает домашнее задание, а потом достает книги. У них потрепанные переплеты и самодельные тканые обложки в цветочных узорах. Мама отстирала с обложек пятна, и теперь на арабесках нет и следа чернил. Он сидит на кровати, скрестив ноги, опустив плечи. Страницы книги слиплись. У одних загнуты уголки, на других пятна от еды и оставленные кем-то давным-давно крошки. Ягюю наклоняется и прижимает книгу к лицу. Бумага кажется сухой и тонкой. Еще чувствуется легкий запах типографии, но в основном пахнет воском для укладки волос и мокрой землей, резиновыми мячиками и зеленой жевачкой Лотте.
Что-то сжимается у Ягюю в груди. И горит. Он поворачивается на кровати, и раздается скрип матраса. Пружина покалывает его ягодицу, и он никак не может найти, на какой строчке остановился. Перед глазами все плывет, иероглифы сливаются, «ко» превращается в «два» превращается в «Ни…»
Ягюю закрывает глаза. Снимает очки, аккуратно кладет их на столик у кровати и выключает лампу. Настала весна, и за окном раздается низкое кваканье лягушек, а иногда – хор цикад. Ягюю лежит в кровати. Смотрит на потолок, но не видит его.
Он задерживает дыхание и ждет телефонного звонка, ждет стука в окно, ждет знака, но ничего не происходит.
***
Жизнь без Нио стала скучной.
Нет опаленных волос. Нет наручников, приковывающих его к ограде на крыше школы. Нет загулов, когда Ягюю приходит домой после полуночи и вынужден врать родителям, что занимался с кохаем и забыл о времени. Нет украденных книг, нет пропущенных тренировок, нет потерянных блокнотов А4, найденных три недели спустя запрятанными глубоко в шкафчик для обуви Нио.
Никто не приглашает Ягюю на косплей и рамен. Никто не появляется у него дома в половине девятого, не входит без спроса, не разглядывает его комнату. Нио трогал книжки Ягюю. Переставлял его учебники, вынимал мячики для гольфа из контейнеров, один за другим, и катал их по ламинированному полу. Нио облизывал палец и проводил им за ухом Ягюю. Теперь нет этих скользких следов, от которых Ягюю передергивало с ног до головы.
Проходя по школьным коридорам, он оглядывается, но нет никого с выкрашенными в белое волосами, кроме девочки с мелированием. Она и ее подружки машут руками, и свет ламп на потолке блестит на их пальцах. Жемчужные ноготки совсем не похожи на обкусанные ногти Нио. Ягюю улыбается в ответ и кивает. Смотрит на их груди.
Никто не нависает у него над плечом, не шепчет жарко на ухо: «У той, что посередине, самые классные, правда, Я-а-агюю? Представь только, как между ними мягко и тепло…»
Ягюю самостоятельно работает над своим «лазером». Это его удар – всегда был им и будет. Машина выстреливает мячами в его направлении, чпок – и Ягюю напрягается. Выпрямляется и опускает плечо. Делает шаг назад, размахивается, сужает глаза и концентрируется на желтой молнии, несущейся к нему через весь спортзал. Он машет ракеткой. Мячик оказывается тяжелым, и запястье Ягюю дрожит. «Лазер» несется вперед, но скорость не та.
Некому дотронуться до его руки шершавыми пальцами. Некому прищелкнуть языком и сказать, что у него слишком напряжена спина, недостаточно согнуты ноги, и Ягюю, какого черта ты так сжимаешь задницу, а, сахарная попка? Ягюю слышит голос Нио так же четко, как писк подающей машины.
Но с каждым днем он становится все тише.
С каждым днем Нио исчезает все больше.
Его школьные тапочки с испачканными носами однажды утром пропадают из шкафчика. Вместо них появляются другие, принадлежащие ученику, переведенному из Саитамы, которого зовут Като.
Шкафчик в теннисном клубе пустеет однажды днем. Старшеклассник Такеда, член клуба, собирает все в пластиковую коробку. Мать Нио забирает ее перед тренировкой.
Ягюю едет в автобусе – один. Двери открываются и закрываются с шипением. Он трогает свой мобильный, все еще теплый оттого, что лежал в кармане, и на экране появляются слишком хорошо знакомые кандзи, номер, который набирался слишком часто. Последний принятый звонок – три недели назад, четыре, пять. Дата становится неважной, и время проходит, пока за окном сменяют друг друга фургончики с рисом, пригородные районы и ярко освещенные салоны пачинко.
Никто не спросит Ягюю, хочет ли он поесть рамен в забегаловке с енотом. Никто не таскает Ягюю за волоски на руках – светлые и тонкие, едва заметные, но достаточно длинные, чтобы ухватиться и выдернуть их – остро, больно, резко.
Никто не предложит: «Хочешь сегодня побыть мной?»
Ягюю - это всего лишь Ягюю.
И ему одиноко.
***
Джакал едет в школу на велосипеде, Ягюю идет рядом. Облака на небе разошлись, но солнца все равно нет, и с канала тянет прохладой. Одинокий пластиковый пакет качается на волнах. Он белый, будто выкрашенный, и Ягюю чувствует, как странно перехватывает горло. Он откашливается.
- Прошло больше месяца, - говорит Джакал.
Ягюю кивает.
- Ты будешь играть в паре? – спрашивает тот. – Ну, если что, можешь иногда играть со мной, да и Бунта будет не против, наверное. Цепь велосипеда сдвигается, и Джакал крутит педали назад. Металлический звук шуршит, как вода. Деревья вокруг раскачиваются от ветра, и сакура роняет последние лепестки, словно розовые слезы. По ночам все еще бывает холодно. Даже сейчас Ягюю рад, что надел-таки школьный пиджак.
- Полагаю, буду играть там, где скажет капитан, - отвечает Ягюю.
Джакал прекращает крутить педали. Упирается ногами в землю. Велосипед слегка заваливается набок, когда он опирается локтями на руль. Ягюю успевает сделать два шага, прежде чем замечает, что Джакала нет рядом. Он оборачивается – достаточно для того, чтобы заметить, как Джакал смотрит на него, нахмурив брови. Возникает неловкое напряжение. Ягюю поправляет очки – это нервная привычка, он знает, но не может остановиться и прикасается кончиками пальцев к переносице, к теплому металлу оправы.
- Джакал-кун?
- Разве ты не беспокоишься о нем? – спрашивает Джакал.
Ягюю моргает.
- Ты знал его лучше всех. Вы же менялись, - говорит Джакал. – Вы даже меня обманули!
Ягюю напрягается. Под теннисной сумкой на левом плече и школьной – на правом – у него взмокла спина. Левую руку покалывает, и он опускает глаза, глядя на порозовевшую ладонь. Эту руку он использовал, когда был Нио. Ягюю сжимает ее в кулак и убирает из виду, вновь поднимая глаза на Джакала.
- Я не он, - говорит Ягюю.
- Но вы были близки.
Недостаточно близки, думает Ягюю. И тут же отталкивает эту мысль в сторону. У него горит лицо, и на мгновение он закрывает глаза, пока свежий ветерок ерошит волосы и щекочет шею, словно это весна целует его.
- Я… не все о нем знал, - признается Ягюю. В горле будто что-то застряло, и звук его голоса тяжело повисает в воздухе между ними. Кроссовки Джакала скользят по педали, и цепь вжикает, металл о металл, никуда не двигаясь, пока длится молчание. Ягюю не знает, что сказать, чего ждет от него Джакал и почему так смотрит, поэтому он кивает головой и уходит под каким-то выдуманным предлогом.
Ягюю садится на автобус домой и едет в противоположном направлении. Проезжая под мостом, нависающим над дорогой, в сумрачном уголке Ягюю видит нечеткие очертания одинокого белого пакета. Он чувствует пустоту внутри.
Ни он, ни Джакал ни разу не назвали Нио по имени.
***
На столе у Ягюю есть фотография, сделанная еще в начальных классах старшей школы. За три недели до того, как они впервые поменялись. Нио забросил руку на плечо Ягюю и смотрит в объектив, многозначительно выгнув бровь и нахально, криво ухмыляясь. Ягюю поправляет очки. На фотографии он хмурится. Теперь же, чувствуя, как губы раздвигаются в улыбке, он вспоминает, почему.
В тот день было жарко. Середина июля, настоящая парилка, и они бегали вокруг кортов. Пятьдесят кругов, а может, сто – достаточно, чтобы взмокнуть и пропахнуть потом. Нио предлагал обнять всех членов команды по очереди, но никто не согласился, и тогда он обнял Ягюю.
- С потом даже лучше, - сказал он. – Так больше меня.
Он опустил липкую руку на шею Ягюю, и тот вздрогнул.
- Скоро тебе понадоблюсь весь я, сколько меня есть, правда? – шепнул Нио.
Дрожь снова пробежалась по Ягюю – до кончиков пальцев. Напряженный, налившийся кровью член запульсировал в шортах. Тогда он впервые посмотрел на Нио не только как на друга. Тем вечером, вернувшись домой, Ягюю достал из сумки грязную теннисную майку и принюхался. Она пропиталась его собственным потом, но запах Нио тоже можно было почувствовать: воск для укладки и мокрая земля, зеленая жевачка Лотте и чернила от шариковой ручки.
Вот оно, то, что Ягюю никогда не удавалось скопировать. Он мог сутулиться и засовывать руки в карманы. Мог надевать парик, контактные линзы и старые серые кроссовки Нио. Мог играть левой рукой и обеими делать «лазер». Мог растягивать гласные и огрызаться перед Санадой – господи, до чего же это было здорово! Ягюю сузил глаза и фыркнул, глядя на Санаду.
- Я сниму их, когда захочу снять, - сказал он, дотронулся до утяжелителя на запястье и презрительно изогнул рот. Санада едва не отвесил ему оплеуху. Ягюю почувствовал, как волна адреналина проходит сквозь него, и это ощущение было в десять раз сильней любой победы на корте.
Однажды они с Нио поцеловались. Это произошло через три недели после первого обмена. Шел ранний, не по сезону, тайфун, был полдень, и они сидели в комнате Ягюю. Из-за кондиционера кожа Нио была холодной. Ягюю заметил это, когда тот задел его рукой, падая на кровать. Матрас заскрипел под их телами, и Ягюю увидел полоски грязи под ногтями Нио – тот не успел помыть руки после того, как они убирали на кортах. Не то чтобы это было важно сейчас, когда за окном выл ветер и бушевала вода.
Рот Нио был таким же липким, как его кожа. Они бежали домой к Ягюю под проливным дождем, и у Нио не было зонта. У него никогда не было с собой зонта. Он всегда стоял снаружи, промокший до нитки, ухмыляющийся, в то время как Ягюю предпочитал наблюдать за происходящим с крыльца. Ощущение, когда их рты встретились, было таким же: сначала неуверенные прикосновения губ, пока Нио проверял, как далеко собирался зайти Ягюю – как далеко он мог зайти.
Ягюю открыл рот. Он первый скользнул языком по зубам Нио, и он же вплел пальцы в его белые волосы. Они целовались. Кто-то застонал. У Ягюю перекосились очки. Они целовались дальше, Ягюю вжимался все глубже и глубже в рот Нио, пока тот, расслабленный, не ответил легким прикосновением руки к плечу. У Нио был влажный вкус, вкус зеленой жевачки, и глины с корта, а еще соли, но это, наверное, был просто пот с верхней губы. Ягюю был возбужден. Казалось, что тело натянуто, словно струна, что внизу живота все сильней и сильней сворачивалась невидимая пружина, когда Нио начал двигаться под ним и шептать его имя. Ягюю поцеловал его в шею. Нио потянулся к застежке на шортах Ягюю. Кончики пальцев скользнули по натянутой ткани, и по всему телу Ягюю рассыпался фейерверк ощущений.
Он задохнулся.
А потом раздался стук в дверь. Мама спросила, не заварить ли чаю, и они отодвинулись друг от друга без единого слова, без единого взгляда.
Это был их первый и последний поцелуй.
Ягюю снится, что он переворачивает камень в рюкзаке Санады. Под камнем он находит Нио – скрючившегося в три погибели, крошечного, глядящего на него из-под знакомой выбеленной челки.
- Вот ты где, - говорит Ягюю. – Я тебя искал.
Глаза у Нио черные, и он ощетинивается, покачивается, как енот, неуверенно поднимаясь на ноги. Он ничего не говорит, только облизывает губы, и зрачки его становятся все больше и больше. В них отражаются очки Ягюю – тот не уверен, но чувствует это, как чувствует холодное прикосновение Нио, влажную ладонь в своей руке.
- Почему ты не пришел раньше? – шепчет Нио. Голос прерывается, и он отворачивается. Что-то в Ягюю сжимается, очки сползают с переносицы, но он забывает их поправить. Вместо этого он потирает руку Нио, чтобы тот обернулся и взглянул на него. Чтобы Ягюю мог попросить прощения как следует.
Нио не поворачивается. Это Ягюю, всегда Ягюю тянет его за плечо. Нио двигается, как воздух, текучий и невесомый. Его тело падает на Ягюю, губы касаются уха, но ближе – никогда. Никогда – больше.
Ягюю просыпается, возбужденный, один, прежде, чем успевает поцеловать Нио. Рука крепко сжимает член, вена пульсирует под подушечкой большого пальца, пижама стала липкой и перекрутилась вокруг ног. Ягюю мастурбирует и кончает. Это интуитивная реакция, стремление к чистому физическому наслаждению – двигать рукой как можно быстрее, сильнее, чтобы волны ощущений сотрясли тело, чтобы сперма выплеснулась на пальцы.
Ягюю чувствует холодный укол в груди. Он принимает душ и особенное внимание уделяет тому, чтобы завязать школьный галстук как можно туже. Ему все равно кажется, что он задыхается, вот только непонятно, почему.
***
Может, он болен.
Может, ему одиноко.
Может, ему скучно, и в отсутствие Нио он перенимает его привычки.
Ягюю следует за Санадой. Перед ланчем идет урок рисования, посвященный натюрмортам. Ягюю рисует яблоки сорта фуджи в керамической миске на столе. Он выводит округлые очертания и наклоняет карандаш то так, то этак, описывая гладкие дуги. Но взгляд его сконцентрирован на Санаде, который сидит в противоположном углу класса. Черные глаза напряженно изучают миску, а потом опускаются к листу бумаги. Он рисует с тем же усердием, с каким делает домашнее задание и играет в теннис. Может, он и не талантливый художник, но нарисованные им яблоки более чем удовлетворительны. Санада сводит брови над переносицей и поднимает взгляд к миске.
Такую посуду делают в Хаги. Глазурь совсем прозрачная и придает миске желтоватый оттенок. Рисунок Санады не может передать игру солнечных лучей на краю, карандаша недостаточно, чтобы рассказать о том, какого цвета яблоки.
Ягюю наблюдает за Санадой с холодным расчетом. Ему далеко до Янаги, но определенные выводы он тоже может сделать. Санада предсказуем: после звонка он соберет сумку и торопливо направится к своему шкафчику. Ягюю выскальзывает в коридор, чтобы не отстать. Шныряет между одноклассниками. Он ни на секунду не отрывает взгляд от Санады, возвышающегося над остальными учениками.
Он наблюдает за Санадой вот уже неделю. Тот запирает сумку в шкафчике, идет в школьное кафе, где заказывает ланч и, крепко держа поднос, поднимается по ступенькам. Ягюю отводит глаза. Сумка начинает сползать с плеча, когда он идет следом, стараясь держаться на расстоянии одного лестничного пролета. Его шаги легки. Конечно, до ниндзя ему далеко, но Ягюю ведет себя очень тихо.
Обычно Санада ест на крыше. Сегодня у Юкимуры встреча клуба. Сегодня Санада ест в комнате с татами. Сегодня Санада ест в одиночестве. Дверь за ним закрывается, но Ягюю подставляет руку и снова открывает ее.
Он поправляет очки. Губы изгибаются, хотя Ягюю не чувствует улыбки. Он не чувствует ничего: ни трепета в животе, ни того, как все внутри будто бы плавится. Под ногами, обутыми в школьные тапочки, мягкие татами. Пол в этой комнате прогибается и пружинит – не то что жесткий линолеум в коридорах.
- Санада-кун, - говорит Ягюю.
Санада поднимает на него взгляд. Кладет на место кусочек курицы, который собирался съесть, и сужает глаза – едва заметно, но достаточно, чтобы Ягюю заметил его раздражение, окаменевшую линию челюсти.
- Что тебе нужно? – спрашивает Санада.
Ягюю фыркает, смеется. Дотрагивается до переносицы, подперев другой рукой локоть. Смотрит налево. Санада сидит на полу, поджав под себя ноги. Ягюю нависает над ним. Легче нанести удар сверху, чем атаковать снизу. Все просто: преимущество на стороне Ягюю.
И Ягюю бьет первым. Он подходит к Санаде и смотрит на него сверху вниз. Санада начинает подниматься, хмурясь, но Ягюю резко прижимает его руками к стене. Положение выходит неловкое, и Санада моргает. Когда Ягюю наклоняется к нему, на лице у него написано недоумение.
- Санада-кун, - повторяет Ягюю.
- Что ты делаешь? – спрашивает его Санада.
Если честно, Ягюю не знает. Он не думает – иначе, с чего бы ему следовать за Санадой в комнату с татами во время ланча в тот самый день, когда Санада ест в одиночестве? Отговорка за отговоркой мелькают у него в голове. Он мог бы спросить о совете старост или задании по истории на следующий вторник. Мог бы спросить о тренировке, о том, что с ним не так с тех пор, как Нио исчез.
Нио исчез.
На мгновение Ягюю кажется, словно что-то разрезает его пополам. Быстро, едва заметно, но тень боли остается. Ягюю сглатывает. Видит свое отражение в блестящих черных глазах Санады: очки, узкие, плотно сжатые губы, облизывающий их кончик языка.
Может, Ягюю просто хочет узнать, почувствует ли он что-то кроме пустоты. Он прижимается ртом к губам Санады. Легкое возбуждение охватывает его, когда Санада напрягается. Плечи каменеют под пальцами Ягюю. Он уже делал это трижды. Первый раз – когда ему было тринадцать. Это была девочка, и произошло все после тренировки гольф-клуба. Он проводил ее домой. Она поблагодарила его в переулке недалеко от храма, через дорогу от школы. У нее были сухие, выпяченные губы и вкус вишневых конфет.
Третий раз случился в прошлом месяце. С девушкой из компании, с которой он ел рамен, спустя две недели после исчезновения Нио. Ягюю запустил руку ей под блузку, почувствовал ладонью напряженные соски. Волосы у нее были сухими и осветленными, а губы – липкими от блеска, который Ягюю потом целых пять минут оттирал, стоя под душем.
Вторым был Нио. Стоит только подумать об этом, пусть даже мимолетно, как Ягюю захлестывают воспоминания. У Ягюю встает. Санада открывает рот – может, это шок, может, любопытство, а может, вообще ничего. Его язык неподвижен. Он не сопротивляется, как это делал Нио. Не стонет, не шевелится. Ягюю целует его крепче. Опускается на него сверху и трется членом о его живот. Закрывает глаза и надеется почувствовать что-то другое, вкус зелени, а не жареной курицы. Санада отворачивается. Бьет Ягюю по руке. Тот не обращает внимания на боль и кусает губы Санады. Санада замирает. Ягюю отталкивает его руку, и та безвольно падает. Санада не дышит. Ягюю проводит языком по его зубам. Ничего особенного. Скучно.
Ягюю отстраняется и смотрит на Санаду. У того растрепались волосы справа. У Ягюю перекосились очки. Санада кажется расплывчатым по краям, и Ягюю не замечает следующего удара.
На этот раз он не игнорирует боль. Ягюю шипит и прижимает ладонь к щеке. Он поднимается с колен Санады, и с каждой секундой щеки его горят все жарче. Санада, несмотря ни на что, возбужден. Он ловит ртом воздух. Закрывает глаза на то краткое мгновение, когда бедра Ягюю прижимаются к нему. Их члены почти трутся друг о друга сквозь тонкую ткань летних форменных брюк.
В полумраке комнаты губы Санады кажутся слегка опухшими. Его ланч остыл, с подноса больше не поднимается пар. Ягюю опирается на противоположную стену. Татами поглощает звуки, когда он опускается на колени. Ягюю сглатывает слюну с привкусом жареной курицы. Ему кажется, что рот набит жиром и нечем дышать. Он откашливается и говорит:
- Я прошу прощения, Санада-кун.
Ягюю ждет очередного удара. Щеку покалывает от предвкушения. Он ждет, что его вот-вот назовут бездельником. Ждет, что Санада вызверится на него и начнет орать. Ягюю смотрит на плетение татами. В воздухе между ними висят крошечные пылинки. Стены приглушают звуки, доносящиеся из коридора.
- Почему ты не ищешь Нио? – спрашивает Санада. Губы его сжаты в тонкую линию. Глаза черные, как кепка, как волосы. Он пахнет дезодорантом и храмовыми благовониями. Не мокрой землей, не зеленой жевачкой. Что-то сжимается у Ягюю в груди.
Он поднимается, ничего не говоря. Уходя, кланяется Санаде. Извинения кажутся неуместными. Санада никому не расскажет.
***
Джакал и Янаги ждут его у велосипедной парковки перед школой.
- У Бунты репетиция, - говорит Джакал. Янаги в очках, и Ягюю спрашивает, не идет ли тот сегодня на дополнительные занятия – оказывается, нет. Сегодня вторник, и на улице солнечно.
- Ты вообще знаешь, где искать? – спрашивает Джакал. Он идет и катит велосипед рядом с Янаги. Они в парке. Справа, возле храма, стоит забегаловка, где готовят такояки. Впереди фонтан. Прохладная водяная взвесь опускается на голые руки Ягюю. Земля под ногами мягкая, на деревьях появляются первые зеленые листочки.
- Не знаю, - говорит Ягюю.
На бетонном бордюре фонтана сидит ворона и косит на Ягюю влажным черным глазом. Дурак, говорит она.
- Теоретически, он не мог далеко уйти, - говорит Янаги. – С ограниченной суммой денег и без паспорта он, скорее всего, все еще где-то в радиусе ста километров.
Джакал смотрит на Янаги. Янаги моргает и на мгновение выглядит неловко. Ягюю мог бы засмеяться, но сдерживается. Янаги с честью выходит из положения, добавив: «Плюс-минус пара километров». Он поворачивается к Ягюю. Они никуда не торопятся, перейдя с прогулочного шага на совсем уж черепаший среди вечнозеленых деревьев. Потрескавшиеся дорожки усыпаны иголочками, и те трещат под ногами Ягюю. Через дорогу от парка стоит семейный ресторанчик якинику с красной вывеской. Ягюю отворачивается. Рукам внезапно становится холодно.
- Ты и правда понятия не имеешь? – спрашивает Янаги.
- Вы, ребята, были друг другом. – добавляет Джакал.
Ягюю останавливается и смотрит на небо. Раздается грохот. Но это мог быть и проходящий поезд, летящий по рельсам за рядом домов и обвисающих линий электропередач.
- Что если он притворяется тобой? – спрашивает Джакал.
Тучи на небе сталкиваются, набегают друг на друга, и первые капли дождя разбиваются о землю. Ягюю хмурится. Облизывает губы. Вкус жареной курицы давным-давно исчез, но он сглатывает слюну и почти чувствует остатки чего-то зеленого и сладкого.
Кажется, что облака выплакивают слезы, на которые не способен Ягюю. Янаги и Джакал достают зонтики. Ягюю стоит под проливным дождем, одежда промокает и липнет к коже. Он выдыхает и уходит в другую сторону. С ветки дзельковы на него смотрит ворона. В воздухе пахнет дымом с жаровен из ресторана и озоном от надвигающейся бури.
Под ребрами вдруг что-то болит, это словно острый толчок. Ягюю хватается за грудь и ловит открытым ртом воздух. Он впивается пальцами в рубашку и мнет белую ткань. Ворона продолжает за ним наблюдать. Наклоняет голову, расправляет перья и чистит их своим черным клювом.
Джакал и Янаги ушли из парка. Дождь продолжает идти. Капли стекают по очкам Ягюю, мешают смотреть. Он садится на бордюр фонтана, брюки становятся влажными и теплыми. Неважно, что слова Джакала жужжат у него в ушах. Ягюю знает, что Нио не притворяется им.
Однажды Нио сказал: «Я нравлюсь себе». Он должен был сказать: «Ты мне тоже нравишься». Ягюю хотел услышать это хотя бы раз. Тогда он не понимал, но зато понимает теперь.
Буря идет с востока. Ветер дует с севера. Теплый липкий дождь, просачивающийся сквозь одежду Ягюю, оседает у него в костях. Непонятно как, но он знает, куда идти.
***
На уроке английского они делают презентации. Каждый ученик должен сказать от пяти до десяти фраз о том месте, куда ему хочется съездить больше всего, и все это – в будущем времени. Ягюю пишет свою презентацию за три дня до урока. Дважды проверяет грамматику. Он хочет попасть в Августу, штат Джорджия. Хочет посмотреть на соревнования Мастерс. Это соревнования по гольфу. Ягюю любит гольф. Он пишет на листе А4, вырванном из блокнота.
Презентации проходят в алфавитном порядке – по английскому алфавиту. Абе Моко-чан выступает первой. Бронвин-сенсей улыбается и велит начинать. Ягюю смотрит на грудь Моко. Рубашка наполовину расстегнута, под ней – белый кружевной лифчик. Она берет в руки лист бумаги и покачивается с ноги на ногу. Сегодня на ней короткая юбка. Кто-то из мальчишек свистит. Санада хмурится, царапает ручкой бумагу, но не поднимает глаз. Ягюю редко разговаривает с Санадой на уроках. Он не разговаривал с ним с того самого дня.
- Я хочу поехать в Кисаразу, - говорит Моко. – Хочу увидеть Шоджоджи. Моим любимым стишком в детстве был Шоджоджи но Танукибаяши. Это поэзия про енота. Храм енота находится в Кисаразу. Вот почему я хочу съездить в Кисаразу.
Ягюю опускает ручку на парту. Наклоняется вперед и моргает. Внутри у него все похолодело и скрутилось в узел. Он не чувствует собственного пульса, но сердце колотится, как сумасшедшее. Ягюю дотрагивается до виска. Кожа взмокла и стала липкой. Он поднимается. Бронвин-сенсей кивает ему. Ягюю говорит: «Не поэзия, а стихотворение». Голос его звучит гулко. Он садится, и чувствует, как к горлу подкатывает тошнота.
Единственное, что Ягюю записывает на уроке в блокнот – это слово «Кисаразу».
Сквозь открытое окно в класс дует ветер с востока. Ягюю стоит возле учительского стола и держит в руках лист А4 – он отвечает последним. Ветер пахнет морем, солью и рыбой. Ягюю смотрит на то, что он написал. Когда он открывает рот, язык кажется деревянным, и он не может произнести ни слова. Взгляд скользит по строчкам. Солнечный свет пронизывает бумагу насквозь, и становится виден нарисованный на листе А4 енот. Та самая картинка, которую все время рисовал Нио.
Ягюю втягивает воздух сквозь зубы.
- Извините, - бормочет он.
Впервые он пропускает уроки. Не возвращается в класс. Вместо этого он забирает из шкафчика сумку, переобувается в кроссовки и выходит из школы. На небе сияет солнце, едва заметное из-за облаков.
В кошельке у Ягюю 2000 йен.
Билет на поезд в Кисаразу стоит 1890.
***
Сегодня среда, и Ягюю прогуливает уроки. Он покидает железнодорожную станцию с картой в руках. И понятия не имеет, с чего начать поиски.
Несмотря на сопровождающий его хаос и постоянные иллюзии, Нио подчиняется логике. Было бы логично, думает Ягюю, отправиться в храм Шоджоджи. Он поправляет очки и шагает вперед. Кисаразу пахнет рыбой, и морем, и знаменитым местным арахисом. Небо серое, и, несмотря на шум машин, воздух пронизывают крики чаек. Пешеходная дорожка вдоль трассы хрустит под кроссовками Ягюю. Он смотрит на сияющее в небе солнце и жмурится. Следует дорожным указателям.
Окрестности храма ничем не отличаются от тысяч подобных мест. Переплетающиеся дорожки, зеленые кустарники и заросли хосты. Беседки и места поклонения сделаны из светлой свежей древесины. Щебечут птицы. В воздухе витает аромат благовоний и моря, но нет и следа от воска для укладки или зеленой жевачки. Вокруг ни единой души. Через дорогу, сквозь ветви вишен, давно расставшихся с лепестками, Ягюю видны пригородные дома. Их неприкрытая обжитость уродлива – на оградах висят футоны, снаружи составлены мусорные корзины. Ягюю поворачивает за угол. Имя Нио возникает на кончике языка, но он хранит молчание.
Все дорожки ведут в центр, к храму. Щипцы его крыши изогнуты и богато изукрашены. Повсюду свисают пурпурные драпировки. Старые фотографии цвета сепии стоят, с любовью оправленные в рамки, и лишь полуденная тишина возносит хвалу предкам. Вокруг храма тут и там – сотни ухмыляющихся статуй. Ягюю всматривается в эти пустые ухмылки, блестящие невидящие глаза, круглые белые животы, но все они безжизненны и молчаливы. Ягюю кладет монету в пять йен у подножия одной из статуй. Она выгорела на солнце и изрядно потрепа погодой, но все равно продолжает улыбаться ему.
- Пожалуйста, - шепчет Ягюю. Закрывает глаза и хлопает в ладоши.
Енот молчит.
Нио нет среди енотов. Он и сам не енот, и неважно, сколько он ухмылялся, валял дурака и закатывал глаза. Ягюю уходит из храма нахмурившись.
- Что теперь? – шепчет он. На часах десять минут третьего. В животе урчит. Последний раз он ел в семь утра. Из школы Ягюю вышел в форме, а переоделся уже в переулке за железнодорожной станцией. Постоянные подмены с Нио в прошлом году – и тот случай с Кайдо – научили его делать это быстро.
Он возвращается к станции и там поворачивает направо. Идет к морю. Небо кажется неспокойным, а море словно распухло. Скоро начнется дождь. Ягюю двигается на запад. Вдалеке, за заливом, находится Иокогама, дом. Он не знает, хотел Нио пропасть насовсем или нет. Одна часть Ягюю хочет, чтобы Нио испытывал какие-то чувства к дому и к нему самому. Другая задается вопросом, не хочет ли тот оставить все это в прошлом навсегда.
Ягюю не может выбрать, какое из предположений верно. Но оказывается в состоянии хотя бы заказать удон на ланч. В забегаловке сквозняк. Ягюю быстро опустошает тарелку, вытирает платком рот и уходит.
Он все еще не знает, куда направиться. Поднялся ветер, небо потемнело, нахмурилось, но дождя нет. Ягюю переходит дорогу на светофор. Проходит мимо магазинов и гипермаркета, за окном которого виден стенд с жевачками. На стенде целый ряд зеленой Лотте. Ягюю дотрагивается до груди. Ему больно дышать. Он продолжает идти вперед. Ветер усиливается и пробирается под куртку. Морская соль в воздухе будто кусается, попадая Ягюю на лицо. Он закрывает глаза и сворачивает на тихую улочку. Вскоре груды пластиковых пакетов в канавах и обшарпанные велосипедные гаражи сменяются заброшенными площадками, поросшими редкой травой. Ягюю оглядывается через плечо. Он видит вдалеке поезд из Токио, подходящий к станции. С другой стороны, в море, на мелких волнах качаются лодки. На тротуаре мокрые пятна от капель дождя. По спине Ягюю пробегает дрожь.
Впереди еще одна заброшенная площадка, обнесенная по периметру забором. Над покосившимися досками торчат головы и смотрят на Ягюю. У этих монстров рога, трясущиеся шеи, клыки и фиолетовые животы. На указателе написано «Парк Динозавров», а поверх прибита еще одна дощечка с надписью «Закрыто». Внезапный порыв ветра забирается Ягюю за шиворот. Волосы путаются, но он не пытается их пригладить, а вместо этого подходит к забору. В самом конце тот упирается в расписанную стену. Нарисованные на ней динозавры отшелушиваются и падают под ноги Ягюю. Кусочки краски хрустят под кроссовками.
В таком месте Нио мог бы быть. Ягюю выдыхает. Ворота у входа закрыты, но ему удается заглянуть за них. Высота стен – около восьми футов, но по правую руку от Ягюю стоит коробка сигнализации. Он делает глубокий вдох и берется за нее. У него нет гибкости Нио, нет его умения карабкаться по деревьям и гаражам, но он подтягивается вверх. Ноги соскальзывают. Ягюю хватается за забор и, поднапрягшись, переваливается на другую сторону.
Приземление отдается глухим звуком.
В Парке Динозавров пусто. Никто не слышит, как Ягюю стонет. Когда он поднимается на ноги, что-то хрустит в лодыжке. Он жадно глотает воздух и пошатываясь идет вперед. Лодыжка пульсирует от боли. Внутри парк кажется еще более заброшенным: серое небо приглушает радостные оскалы динозавров. Забытые велосипеды и давно не работающие автоматы с напитками одиноко стоят по углам. Дождь прибивает к земле пыль и мусор. Ветер воет и носится между пластмассовыми чудовищами.
Ягюю постукивает бронтозавра по пузатому колену и слышит в ответ гулкий звук. Он трогает защитные пластины анкилозавра, чьи пустые красные глаза смотрят в никуда. Здесь больше нет детей, которые карабкались бы по ним. Терпкий запах соли и озона притупляет ощущения Ягюю. У него холодные пальцы. Динозавры еще холоднее.
Ветер прибил к забору лист А4. Ягюю поднимает его, разглаживает пожелтевшую бумагу с обтрепанными краями. Это всего лишь школьный бланк с каракулями трехлетней давности. Ягюю снова кладет его на землю, предварительно сложив так, чтобы дождь не попал на рисунок.
- Где ты? – шепчет Ягюю.
Свет тускнеет, и сгущаются тени. Небо стало серым, как тротуар под ногами. Ягюю прячет руки в рукава куртки, но пальцы уже онемели от холода. Он спотыкается о камешек, и тот летит под ноги нависающему над площадкой плотоядному. Ягюю поднимает на него глаза. Тиранозавр ухмыляется в ответ. От этой улыбки у Ягюю в горле возникает комок. Он дотрагивается до бледного живота. У тиранозавра по два когтя на каждой лапе и дырка в пластмассовом колене.
На мгновение ветер затихает. Наступает тишина и слышно лишь мягкое постукивание соленого дождя по земле. Ягюю задерживает дыхание и прислушивается. Какая-то тень шевелится, следом доносится хруст гравия под кроссовками. Вот только это чужие кроссовки. Ягюю стоит окаменев, не шевелясь.
У него напрягаются плечи. Очки сползают с переносицы. Свежий порыв ветра срывает произнесенное шепотом имя с его губ. Резко, словно играя в теннис, он бросает взгляд через плечо.
Нио стоит сгорбившись у забора. Хитрая как у енота улыбка пропала. И только черные глаза остались прежними.
- Ты пришел, - вот и все, что произносит Нио.
***
Недалеко от берега среди стрип-клубов и занюханных баров прячется единственный китайский ресторанчик. Его выбирает Нио. Ягюю заказывает стандартное блюдо с курицей кешью и стеклянной лапшой. И три парных булочки со свининой. Он не голоден, но живот отчего-то скручивает в узел.
У Нио запали щеки. Он побледнел. Волосы отросли – на целый дюйм черных корней. В одежде появились дырки, и от него пахнет солью, и потом, и мокрой землей, но не зеленой жевачкой. Он запихивает в рот булочку. Под ногтями черные полоски грязи.
Ягюю дотрагивается под столом до его ноги. Нио закрывает глаза и напрягается, судорожно сглатывает. Кажется, что он еще глубже прячется в своей заношенной кофте с капюшоном – изначально та, скорее всего, была голубого цвета. Ягюю не может смотреть на его исхудавшее тело, но и глаза отвести тоже не может.
- Почему ты сбежал? – спрашивает он.
Нио роняет палочки. Резко убирает колено подальше от руки Ягюю, и пальцы того зависают в холодном воздухе.
- Не здесь! – шипит Нио.
В поле зрения Ягюю нет ни одной официантки. Из-за спины доносится пение Джонни Кэша, и он морщится. Попытки Нио отстраниться лишают Ягюю остатков неуверенности.
- Ты сбежал, - говорит он. – Ушел, не сказав ни слова, и даже не рад, что я пришел за тобой, Нио–кун?
Он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. Это причиняет физическую боль. Ягюю заставляет себя нахмуриться. Нио открывает рот. Вид его широко распахнутых глаз и прозрачной кожи наносит Ягюю удар, проникающий под ребра. От этого становится трудно дышать. Ягюю замирает и ждет ответа Нио.
Тот вскакивает со стула и выбегает на улицу. Из кухни в зал торопится официантка. Бумажные занавески колышутся в дверях. Ягюю отодвигает стул и встает, но успевает поклониться. Извиняется перед официанткой и оставляет последние десять йен на столе.
- Пожалуйста, простите нас, - говорит он, уходя.
Нио бежит к пирсу. Ягюю следует за ним по пятам. Он зовет его по имени, кричит. Море успокоилось, но солнце все еще прячется за тучами. Все потускнело и вода стала темно-серого цвета, совсем как потрепанные джинсы Нио. Его кроссовки шлепают по земле, оторвавшиеся подошвы словно ухмыляются Ягюю.
Нио бежит быстро, но Ягюю еще быстрее. Он выкладывается на полную катушку и, догоняя Нио, хватает того за руку. Нио вырывается, брызжет слюной, темные глаза странно блестят. С такого расстояния Ягюю видит его потрескавшиеся губы, синяки на руках и скуле. Это зрелище переполняет его грустью. Что-то в груди становится пустым и холодным, как кожа Нио.
- Почему ты сбежал? – снова спрашивает Ягюю. Нио морщится. Нио изворачивается. Хватка Ягюю становится крепче, пальцы впиваются сильнее. Нио больно – и Ягюю прекрасно осознает это – но не отпускает, даже когда тот шипит и вскрикивает.
- Почему? – спрашивает Ягюю. Нио дергается и бьет его коленом. Удар приходится в бедро, в опасной близости от паха, и только сейчас Ягюю понимает, что возбужден. Он делает шаг, сокращает расстояние между ними.
Нио дышит тяжело, жарко. Он так близко, что Ягюю чувствует его дыхание у себя на шее, чувствует, как по телу пробегает дрожь. Когда Нио начинает говорить, эта дрожь превращается в электрический шок.
- Ты так и не пришел тогда? – шепчет Нио. Его голос срывается, он отворачивается и пытается отнять руку. Он пытается поднырнуть под рукой Ягюю, но тот заступает ему дорогу. Ягюю достаточно часто изображал Нио, чтобы предугадать попытку побега. Достаточно часто изображал Нио, чтобы блокировать все его приемы.
Ягюю больше и тяжелей. Нио истощен; месяцы в бегах превратили мышцы на его руках в веревки, но он быстро сдается. Он опускается на колени, у него дрожит спина. Ягюю опускается рядом с ним. У него комок в горле, и очки сползают с переносицы. Ягюю дотрагивается до подбородка Нио, помня о синяках. Темные пятна могут быть следами грязи, а могут быть и чем-то большим.
Ягюю сглатывает, но слова все равно даются ему с трудом.
- Когда «тогда»? – спрашивает он.
Нио смеется. Этот звук назойливо звучит в ушах Ягюю. Нио поднимает на него мертвые глаза. В них отражается тусклое небо, но и оно исчезает, поглощенное расширенными зрачками. Нио смотрит за плечо Ягюю, но не на него самого.
- Это была среда, - говорит он.
Ягюю вспоминает.
- Это должно было стать свиданием, - невнятно бормочет Нио.
А Ягюю подумал, что это была шутка.
Нио закрывает глаза и шевелит губами, словно собирается что-то сказать, но не произносит ни слова. Он наклоняется влево, словно пьяный енот, и упирается руками в землю. Ягюю придвигается к нему, обхватывает рукой за талию, чтобы поддержать, и чувствует, как Нио сотрясает дрожь.
Ветер стих. В небе над ними кружат чайки. Ягюю видит одну, двух, трех птиц, парящих в высоте. Они следуют воздушным течениям и хранят молчание – как Нио.
Это должно было что-то значить, так и не произносит Нио.
Ягюю даже не знает, с чего начать извинения.
***
Остатки света исчезают в направлении запада и Токио. Не остается ничего, кроме алой ленты заката, пляшущей на поверхности воды где-то там, за сверкающим отражением города. Ягюю идет рядом с Нио, вдоль линии прибоя, в промокших кроссовках. Нио идет по песку. Ноги у него сухие.
Ягюю ничего не сказал, когда на глазах у Нио выступили слезы. Тот кричал, и назвал Ягюю засранцем, и ударил его в плечо. Схватил Ягюю за куртку и начал трясти. Ягюю все еще молчал, когда Нио упал ему на грудь. По рубашке растеклись влажные пятна, ткань прилипла к коже. Он дотронулся до волос Нио, до его щеки. Впервые за долгие недели Ягюю почувствовал тепло внутри.
Вокруг нет ни души – ни под деревянным пирсом, ни на пляже, усыпанном галькой – когда Ягюю сцеловывает прощение с губ Нио, упираясь ладонями в деревянный столб. Нио стоит спиной к столбу, и тело его кажется теплым и податливым, когда Ягюю прижимается к нему. Его язык отвечает Ягюю, и тот стонет. Он возбужден и трется о ногу Нио. Запускает руку ему под майку и тянет ее куда-то вверх. Нио запрокидывает голову. У него блестящие, немного опухшие губы. В сумерках сложно рассмотреть, какого цвета его кожа, когда он заливается краской и говорит Ягюю, что это слишком стрёмно, ты, очкастый идиот.
- Мне плевать, - шепчет Ягюю и проводит языком по шее Нио. Ягюю вылизывает его дочиста, стонет, уткнувшись носом в ключицу Нио. Задирает кофту с капюшоном и замызганную майку, обнаруженную под ней. Руки Нио ерошат его волосы. Руки Нио снимают с него очки.
Неважно, видит Ягюю или нет. Он чувствует вкус, ощущает очертания тела Нио. Он может царапнуть зубами его грудь, втянуть в рот напряженные соски. Он может стянуть джинсы с бедер Нио – тот настолько похудел, что даже ремень не помогает. Нио не жалуется на холод и дискомфорт, он жалуется только тогда, когда рот Ягюю отрывается от него. Он запускает пальцы в волосы Ягюю и толкает его вниз. Когда он шепчет имя Ягюю, голос его дрожит и прерывается. Ягюю лижет его чуть ниже пупка, и Нио втягивает живот.
Сумерки сгущаются все больше и больше. До Ягюю доносится смутный перезвон салонов пачинко и рокот моторных лодок в заливе. Лучше всего он слышит тяжелое дыхание Нио, когда открывает рот, и тот толкается вперед. Ягюю давится. Инстинктивное желание отстраниться мелькает на секунду в его сознании – в рациональной части – но сердце колотится о ребра изо всех сил. Кровь шумит в ушах, заглушая океан, когда Нио вздрагивает и кончает Ягюю в рот.
Ягюю тоже хватает ненадолго. Он поднимается на дрожащих ногах, колени превратились в желе. С Санадой не было ничего подобного. Он никогда не целовал Санаду так, что перехватывало дыхание и перед глазами сверкали звезды. Тугое напряжение в животе Ягюю взрывается, когда Нио дотрагивается до его кожи под рубашкой. Он стонет: «Масахару», - и оседает на Нио. Кожа на груди у того влажная: от пота, от соленой воды, а может, и от слез тоже.
Они одеваются. Нио моет руки в воде, и волны уносят сперму на дно, туда где плавает рыба. Остальное вытирается о брюки Ягюю. Вокруг по-прежнему никого нет, и ночь прохладна. Нио идет вперед, задевает рукой Ягюю и осторожно кладет эту руку ему на плечо. Никогда еще ощущение его крепкого тела рядом не было таким правильным. Галька созвучно хрустит под их кроссовками.
Нио останавливается. И Ягюю останавливается тоже, поворачивается к Нио и чувствует, как холодное беспокойство начинает шевелиться где-то внутри. Все смутно и расплывчато, кроме теплого тела Нио. Тот вздыхает. Ягюю хмурится.
Нио смотрит на воду. Его рука соскальзывает с плеча Ягюю, и беспокойство усиливается. Ягюю чувствует, что стоит на краю. Все его тело каменеет, в горле возникает комок. Он смотрит, как Нио наклоняется и поднимает плоский камешек. Камешек прыгает по воде дважды и исчезает под темной блестящей поверхностью.
- Яа-а-гюю, хочешь пойти куда-нибудь? В караоке? – спрашивает Нио. В слабой улыбке, с которой он поворачивается к Ягюю, отчетливо читается боль. Это шутка, но шутка не удалась. Ягюю качает головой – у него все равно не осталось денег.
Было бы так просто позвонить родителям и оставить Нио здесь. Было бы так правильно вернуться домой и притвориться, что он никогда не находил Нио. Ягюю мог бы прожить жизнь сам. Мог бы поступить в университет в Америке и изучать медицину. Его жизнь могла бы подчиняться плану и шаг за шагом вести его к взрослению.
Но Нио никогда не будет частью всего этого.
Ягюю может выбрать увитые плющом здания и университетские лекции, а может – каменистый пляж и грязного мальчишку, который хочет его так сильно, что никогда в этом не признается.
На самом деле выбора нет.
Ягюю берет Нио за руку. Переплетает их пальцы. Рука Нио безвольно болтается, пока Ягюю не стискивает ладонь. Он обнимает Нио, но тот не отвечает. Его взъерошенные волосы щекочут нос Ягюю – немытые, пахнущие солью и маслом из китайского ресторанчика. Стоя так близко, в свете, льющемся из витрин и салонов пачинко там, на пирсе над ними, Ягюю видит цвета енота в волосах Нио: черное на белом.
Название: Безумное чаепитие. Авторы: Дамария, Serenity_ Бета: Eswet Рейтинг: G Жанр: черный юмор Персонажи: Момо, Санада, Атобэ, Фудзи, Оситари, Оиси, Кавамура, Инуи. Саммари: жизнь есть сон. Дисклеймер: все принадлежит Кономи Такэси и Льюису Кэрроллу. Примечание1: Фудзи использует в речи цитаты из А.С.Пушкина, Г.К.Честертона, В.А.Жуковского, В. Шекспира, а также из китайских философских трактатов и персидские пословицы. Примечание2: С прискорбием отметив, что средств русского литературного языка недостаточно для того, чтобы передать все характерные особенности речи персонажей «Принца тенниса», коллектив авторов поставил перед собой задачу восполнить это досадное упущение. В каковой связи появилось нижеприведенное произведение. Вместе с тем авторы желали бы дать некоторые пояснения для лучшего понимания текста. Особенности речевых характеристик: читать дальшеСанада – использует анахронизмы в речи. Атобэ – пафосен. Фудзи – цитаты из литературных произведений и пословицы Кавамура – псевдоанглийский Оиси – использование нормального мужского языка, но непроизвольно смягчение его. Приказные формы плюс мягкие выражения. Если утрировать: "Быстро все сюда!!! ...будьте так добры..." Оситари – кансайский акцент, который авторы позволили себе передать несколько вольно. Инуи – наукообразная речь. Однако авторы просили бы не забывать, что они позволили себе немного преувеличить особенности речи персонажей с целью большей их наглядности.
читать дальшеВ Японии царила чудесная летняя ночь. Жаркая, звездная и удивительно тихая. К сожалению, наслаждаться ею было некому, отборочный лагерь подразумевал строжайший режим, и суровые тренеры требовали его неукоснительного соблюдения. Вымотавшись на тренировках, никто особо не возражал. Поэтому-то тихой была ночь. Все мирно спали. Почти все. Зевая и шлепая босыми ногами по полу, Момо шел на кухню. Ужин был не так давно, но молодой организм, взращенный на гамбургерах, требовал повышенного количества еды и, случалось, даже отказывался нормально спать, пока не получал своего. Сегодня был как раз такой день. Момо проснулся с подушкой в зубах. Оставалось идти к холодильнику и надеяться, что его никто не опередил, а то Эйдзи-сэмпай, между нами… Путь освещал только слабый свет звезд, льющийся из окна. Будь Момо менее сонным и более романтичным, он непременно отметил бы таинственность атмосферы в коридоре. При такой обстановке просто обязано произойти что-нибудь мистическое. Но, увы, наш герой был сугубым прагматиком и не верил в сверхъестественное, он же не глупая Гадюка, в самом-то деле! К тому же все его мысли занимало другое волшебное слово, и было оно – еда. Момо даже не заметил бы белого кролика, если бы не мерцающий в темноте хвост. А еще у того были розовые глазки и часы в жилетном кармане. Конечно, ничего удивительного в этом не было. В японских тренировочных лагерях еще и не такое случается. Кролик куда-то крался по коридору. Момо помотал головой и протер глаза. Кролик чудесным образом превратился в Инуи-сэмпая, а часы – в зеленую тетрадку. Розовые глазки скрылись за квадратными стеклами очков. Сэмпай нервно зашелестел на ходу страницами тетрадки, бормоча нечто вроде: – При сохранении нынешней скорости передвижения относительная вероятность моего опоздания возрастает до ста процентов, а прямо пропорциональная ей угроза несвоевременного летального исхода… Тут Инуи-сэмпай опрометью кинулся бежать. Пораженный Момо подпрыгнул на месте. Ему никогда до сих пор не попадались кролики, у которых были бы жилетные карманы и часы, а тем более, которые имели бы привычку превращаться в Инуи-сэмпая. А вдруг у сэмпая (или кролика?) есть и более захватывающие таланты? Например, доставать гамбургеры из воздуха или чизбургеры из ушей. Сгорая от любопытства, однако не производя лишнего шума, чтобы не заметили, Момо бросился вслед за кроликом (сэмпаем?), устремившимся по коридору вперед, затем влево, затем вправо. В конце концов Инуи-сэмпай затормозил у вполне обычного вида двери и огляделся, прошептав: - По всем моим расчетам время прибытия соответствует запланированному, таким образом процентная вероятность сохранения нормального функционирования моего организма возрастает до ста процентов. После чего тихонько постучался в дверь. Ровно три удара. Момо, благоразумно спрятавшийся за углом, увидел, как дверь медленно со скрипом раскрылась, впустила Инуи-сэмпая и закрылась, все так же загадочно скрипя. В унисон ей заворчал голодный желудок Момосиро. Однако любопытство, а также слабая надежда на появляющиеся из ниоткуда хлебобулочные изделия заставили отбросить в сторону мысли о холодильнике и на цыпочках подкрасться к двери, удачно не захлопнувшейся до конца. Щелочка была узенькая, но достаточная для одного любопытного глаза. Посередине комнаты стоял стол. За столом сидели Фудзи-сэмпай и Така-сан и пили чай. На первый взгляд тоже, вроде бы, ничего необычного. Но затем Момо усилием воли заглушил зов желудка и сосредоточился. Что-то не так. В комнате горели свечи, много свечей. Почему, электричество не отключали, да и землетрясений не было? Кровати куда-то исчезли, вместо них пространство заполнял длинный низкий столик, вокруг него лежали подушки, а во главе загадочно поблескивало позолотой огромное роскошное кресло, изрядно смахивающее на трон. Еще одна странность: сэмпаев двое, вместе с кроликом стало трое, но чайных приборов на столе стояло на целый батальон, многочисленные чашечки, блюдечки, розетки и прочие фарфоровые изделия, которым Момо даже не знал названия. Причем посуда была явно не из кухни. Да и чай хозяева пили… ненормально, за неимением лучшего слова, - Момо никогда не был в них силен. Така-сан, воплощение основательности и здравого смысла (пока не брался за ракетку), увлеченно насыпал сахар в молочник. Одна ложечка, вторая, третья… Фудзи-сэмпай, казалось, спал, опустив голову на руки. А, может, и не спал: глаза его были закрыты, но губы изгибала неизменная улыбка. На глазах у Момо Инуи-сэмпай прошел к столу, сел между товарищами и жестом фокусника извлек из-за спины огромную бутыль. С трудом расчистил место на столе и гордо водрузил в самый центр. Фудзи-сэмпай приоткрыл один глаз, ехидно-одобрительно обозрел подношение и снова задремал. Така-сан не обратил внимания, он напряженно следил, как высыпается сахар из двадцать четвертой по счету ложечки. Момо вздрогнул, воспоминания об эффекте соков были слишком свежими. Гамбургеров и чизбургеров, похоже, пока не предвиделось. Момосиро почувствовал себя обиженным: вместо еды сэмпай-кролик наколдовал отвратительный сок. Однако любопытство одержало верх над чувством самосохранения, и он продолжил наблюдение. Тем временем сэмпаи вдруг молчаливо встали (причем Фудзи-сэмпай так и не открыл глаз), и сдвинулись на одно место влево, затем также молчаливо сели. Така-сан, видимо, удовлетворившись количеством сахара, оставил в покое молочник и стал зачем-то водить ложечкой по пустой чашке, словно помешивая чай, время от времени поглядывая на Инуи-сэмпая. Тот хищно улыбнулся, сверкнув очками, и ласково погладил бутыль с соком. Свечи вдруг загорелись ярче, осветив все углы комнаты, и Момо разглядел в правом углу чучело медведя, в левом - статую рыцаря в черных доспехах, а у окна нечто бесформенное и огромное, о природе чего Момо решил не задумываться. Сэмпаи по-прежнему молчали, от чего у Момо по спине забегали щекотливые мурашки. Он осмелился немного приоткрыть дверь, чтобы увеличить обзор, и тут порыв ветра распахнул окно. Момосиро еще подумал, откуда ветер, если погода стояла тихая и теплая, когда в открытом окне показалась голова со змеями в волосах и светящимися провалами вместо глаз. Момо побледнел и едва не упал в обморок. - Хоть и опоздал, зато пришел, как лев, - мягко заметил Фудзи, обращаясь к новоприбывшему. Голова кивнула и затем, вместе с телом, залезла в комнату. У Момо отлегло от сердца: змеями оказались черные взъерошенные вихры, а сияющими провалами - очки. Оситари-сан из Хетэй. Что он здесь делает? Самого Оситари-сана такие наивные вопросы, по-видимому, не волновали. Напротив, он буквально излучал довольство собой, несмотря даже на опоздание. Несомненно, залезать среди ночи в комнату соперников через окно являлось для него самым обычным делом. Не в первый раз? Новоприбывший поправил очки, сползшие на переносицу, и осмотрелся. Его глаза маниакально засияли, когда он углядел кресло. Оситари-сан восхищенно мурлыкнул, подошел к прекрасному собой элементу меблировки и зачарованно потыкал его пальцем. Момо показалось, что кресло смущенно порозовело от такого внимания к своей персоне. Инуи-сэмпай громко откашлялся, демонстративно рассматривая часы с маятником, висевшие на стене. Наверное, ему было обидно за свою спешку. Оситари-сан вздрогнул, вырванный из транса, заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. «Как только не разбудил всех в здании?» - удивился бы Момо, если бы уже не устал поражаться событиям этой ночи. Но следующее событие пробило даже его свежеприобретенное хладнокровие. Окно покрылось кристалликами льда, со звоном осыпалось стекло, запели скрипки в ритме танго, и на подоконнике воздвигся Атобэ-сан в малиновом халате с лазоревой аппликацией. – Простите, - слабо сказал Така-сан, забыв про пустую чашку (Момо прекрасно его понимал), - сделайте что-нибудь с окном, пожалуйста, дует. Атобэ-сан надменно хмыкнул и спрыгнул с подоконника, взметнулись кисточки расшитого пояса. Оконные стекла за его спиной собрались сами собой и встали на место. Капитан Хётэя тем временем прошествовал к столу. Очевидно, все ученики этой почтенной и славной традициями школы питали слабость к изысканной мебели. Атобэ-сан не был исключением. – Видим мы, вами подготовлено сидение, достойное нашего грациозного присутствия, - благосклонно отметил он. – Выпей йаду, - доброжелательно предложил Оситари-сан с томным придыханием. Момо пробрала дрожь от этого звука. – Кресло мое. Атобэ-сан лишь презрительно усмехнулся: - О чем молвишь ты, даже взгляда моего сияющего не стоящий? Сей предмет мебели блеску моего великолепия соответствует! Кресло застенчиво молчало, словно такие споры были ему приятны. - В Бабруйск, жывотное! - хрипловато мурлыкнул Оситари-сан, собственническим жестом положив руку на спинку кресла. Остальные сэмпаи игнорировали перебранку. Фудзи-сэмпай снова погрузился в состояние дремоты (по крайней мере, внешне), Така-сан вернулся к размешиванию несуществующего чая, Инуи-сэмпай единственный внимательно наблюдал за событиями, быстро записывая все происходящее в легендарную черную тетрадь. - Дерзить осмеливаешься моему божественному величеству, смерд!? - гневно нахмурил брови Атобэ-сан, также возложив длань (Момосиро с изумлением понял, что начинает думать странными словами) на спинку кресла. Два гостя испепеляли друг друга взглядами. - Убей сибя апстену, - ласково сказал Оситари-сан с бархатистыми интонациями, поглаживая кресло. Кресло затрепетало. - Пади ниц, червь навозный! - Атобэ-сан второй рукой схватился за кресло. Ручка Инуи-сэмпая била скоростные рекорды. Момосиро напрочь забыл о гамбургерах, чизбургерах и прочих продуктах питания, неотрывно наблюдая за старшими товарищами. Зрелище было интригующее и пугающее. Поэтому появление в комнате шестого человека Момо поначалу просто не заметил, только ледяное дуновение коснулось его спины, и покрылись инеем пол и стены в радиусе нескольких метров. Затем Момо сумел сконцентрироваться и увидел, как на середину комнаты тяжелыми шагами вышел Санада-сан, вице-капитан Риккай. Момосиро покрылся противным холодным потом: получалось, что он попал сюда через дверь, но... Как?! Момо же стоял на месте. Ему вдруг нестерпимо захотелось убежать к такому уютному и родному холодильнику! Тем времен Санада-сан неторопливо приблизился к креслу и сел, не обратив ни малейшего внимания на ссорящихся Оситари-сана и Атобэ-сана. Воцарилась тишина. Свечи вдруг погасли на миг и вспыхнули с новой силой, осветив лица присутствующих красноватым потусторонним светом. Момо напряг глаз, чтобы разглядеть все в мелочах, когда из темного угла появилась еще одна фигура, смутно знакомая. Фигура покинула область жутковатой мглы, и Момосиро уронил челюсть, узнав собственного вице-капитана. На руках у которого вальяжно развалился темно-красный огромный кот. Оиси-сэмпай прошел к столу и скромно опустился у ног Санады-сана, пристроив локоть ему на колено. Вице-капитан Риккай рассеянно потрепал его по голове. Атобэ-сан и Оситари-сан одновременно поморщились, но прекратили спорить и тоже присели. Наступила тишина. Гости переглядывались, но разговора не начинал никто. – Ссылаясь на правило номер сорок семь, параграф четыре, пункт три, подпункт пятьдесят восемь дробь пять Б, часть седьмая третьего тома Второго Исправленного и Дополненного Устава нашего Клуба, могу авторитетно заявить, что заседание должны открывать хозяева, - монотонно сказал Инуи-сэмпай. Собравшиеся посмотрели на хозяев: нервничающего Таку-сана и спящего Фудзи-сэмпая. Вздохнули хором. – Кавамура, - повелел Атобэ-сан, - рискни оскорбить тонкий слух наш своим неуклюжим приветствием. – Я… лучше не надо, - запнулся Така-сан. – Я не… Снова вздох и всеобщее внимание сосредоточилось на Фудзи-сэмпае. Тот мило улыбался во сне. «Наверное, ему снятся огромные летучие мыши», - подумал Момо и поразился своему воображению. – ВТФ, - промурлыкал Оситари-сан, - проснись и пой, птенчик. Инуи-сэмпай задумчиво поблестел очками и потянулся к своей бутылке. Аккуратно переместил ее на колени и выдернул пробку. По комнате разлился животворный аромат нашатырного спирта с какой-то странной примесью: то ли хлорка, то ли еще что-то химическое. Момо позеленел и судорожно зажал себе рот, его мутило. Фудзи-сэмпай заинтересованно хмыкнул во сне, поднял голову и убрал руки со стола. Сидящий с другой стороны от него Санада-сан не растерялся и неспешно, но удивительно быстро, заполнил освободившееся пространство вазочками с конфетами. Конфеты ему передавали со всех концов стола. Фудзи-сэмпай приоткрыл глаза, недовольно посмотрел на то, что всего пару секунд назад было его спальным местом, подумал секунду и повис на плече Инуи-сэмпая, благо в сидячем положении разница в росте была не такой существенной. Кот на руках Оиси-сэмпая ехидно захихикал. Инуи-сэмпай обреченно заткнул бутыль и поставил обратно: операция не удалась. Двигаться он старался очень аккуратно, чтобы не потревожить спящего у него на плече товарища. Обстановка накалялась, очевидно, без вступительного слова это странное собрание не могло открыться. – Така-сан, - мягко попросил Оиси-сэмпай, - немедленно говори приветствие!!! Самый застенчивый из сэмпаев заерзал на месте, ему явно было очень неуютно, и говорить он боялся. – Друзья мои, прекрасен наш союз, - неожиданно громко и отчетливо произнес Фудзи-сэмпай. Напряжение резко упало, все расслабились, а некоторые даже заулыбались, похоже, странная фраза на незнакомом языке засчитывалась в качестве вступительного слова. Кот довольно мявкнул и захрустел сушкой. - Итак, други, торжественно возвещаю я, что собрание Клуба Семерых открыто! - объявил Атобэ-сан, удивив Момо не слишком витиеватой речью. - Я р..рад, - нервно улыбнулся Така-сан, - может, чаю? - Как смеешь ты, косноязыкий, божественную особу нашу прерывать?! - вскинулся Атобэ-сан, указав пальцем на покрасневшего Така-сана. - П..прости...я просто... - Мелодичный звук голоса нашего хрустальным звоном должен радовать присутствующих, а не твое воронье карканье! - Атобэ! Заткнись уже, - неожиданно вмешался Оиси-сэмпай, нахмурив брови, а затем мило улыбнулся. - Пожалуйста. Санада-сан одобрительно кивнул, свысока посмотрев на замершего с открытым ртом Атобэ-сана, и слегка приподнял уголок рта, что, видимо, означало улыбку. - Как осмелился ты!.. И тут опять Атобэ-сана прервали - в этот раз Оситари-сан. - Киса, ты с какова горада? - томно спросил, - начинаем. Атобэ-сан с истинно королевским презрением (Момо, правда, живых королей не встречал, но был уверен, что они повели бы себя именно так) обвел взглядом комнату и сел. На несколько минут в комнате воцарилась тишина, прерываемая только потрескиванием свечей. Момо неотрывно наблюдал за старшими товарищами, ожидая продолжения одновременно со страхом и любопытством. Однако, похоже, пока они решили помолчать. Санада-сан поглощал сладости в неимоверных количествах (вызвав у Момосиро искреннее уважение), сохраняя каменное выражение лица. Сидевший рядом Оиси-сэмпай время от времени брал конфету или печенье с блюдца и угощал котяру, не перестававшего улыбаться так, словно он съел ведро сметаны (в животе Момо завистливо заурчало). Фудзи-сэмпай дремал на плече у Инуи-сэмпая, что-то записывающего в тетрадь. Така-сан застенчиво угощался тарталетками (рот Момо наполнился слюной). Оситари-сан вальяжно развалился на стуле и что-то мурлыкал под нос. Атобэ-сан по-прежнему оскорбленно молчал, высоко задрав подбородок. Инуи-сэмпай закрыл тетрадь, взял свою бутыль, открыл ее (от запаха у Момосиро аппетит пропал. На некоторое время) и налил немного жидкости в чашку. Затем поднес чашку к носу Фудзи-сэмпая. - Вы, товарищи, выберете из нас человека, достойного стать Четвергом, - вдруг отчетливо произнес тот, не открывая глаз. После чего одним глотком осушил чашку. - Морозиш, - отозвался Оситари-сан, - пятница. - Только суббота! - прикрикнул Оиси-сэмпай. - Мне так кажется, простите. - Проницательный наш разум и несравненная логика, ошибок не знающая, молвят, что понедельник следует выбрать для сего свершения, - отверз уста Атобэ-сан (Момо с ужасом понял, что после речей Атобэ-сана его мысли приобретают странную форму). - Могу ли я заметить, что, возможно, вторник стал бы наилучшим вариантом? - пролепетал Така-сан, уставившись в пустую чашку. - Исходя из полученных мною данных, наиболее подходящим днем для проведения операции является среда, - заметил Инуи-сэмпай, сверкнув очками так, что даже ослепил глаз Момосиро. Все посмотрели на Санаду-сана, неподвижно сидевшего в кресле. Вице-капитан Риккайдай посмотрел на собравшихся свинцовым взглядом. Момо даже показалось, что этот взгляд проникает сквозь стены, как рентген, и поежился. - Ты еси разумен муж, - величаво вымолвил Санада-сан, кивнув Инуи-сэмпаю. - Данный ответ Санады позволяет со стопроцентной вероятностью сделать соответствующий вывод, заключающийся в том, что высказанный мной вариант "среда" принят для реализации операции "Ликвидация", - Инуи-сэмпай довольно погладил бутыль. Раздался всеобщих вздох, однако спорить с Санадой-саном, который, судя по всему, был председателем, никто не стал. Только красный кот насмешливо подмигнул Оиси-сэмпаю. Но почему ликвидация, подумал Момо. Они хотят кого-то ликвидировать?! Эти могут, с ужасом осознал наш герой, мысли его лихорадочно заметались. Кого?! Когда?! Как?! Минуточку, время известно, это среда. Нужно преодолеть страх и слушать дальше, вдруг удастся выяснить имя жертвы и предупредить ее? Удивительная компания тем временем продолжала беседу. - Я все думаю, - негромко заговорил Фудзи-сэмпай сквозь сон, откусывая кусочек пирожного, - не лучше ли мне убить их кинжалом? Удачнейшие убийства совершали именно так. К тому же какое свежее ощущение! Всадить кинжал в президента Франции, повернуть... "Они собираются убить президента Франции?" - поразился Момо и спешно стал соображать, как спасти несчастного политика. Он ни на секунду не засомневался, что покушение возможно. - Динамит, - важно изрек Атобэ-сан.- Динамит не только лучшее наше оружие, но и лучший наш символ. Он совершенен, он как ладан, для христиан подобный молитве. Динамит - это взрыв. Взрыв приличествует нам! - Пять-йод-один-[два-(диэтиламин)этил]-три-(орто-фосфорофенол)-два-четыре-дигидро-два-аш-один-два-бензодиазепин-трион, - нараспев продекламировал Инуи-сэмпай, очевидно, наслаждаясь звучанием слова. - Надежное средство для быстрого и относительно безболезненного умерщвления подопытного образца. - Копие приломити в рати, - молвил Санада-сан, веско прикладывая к столу каменный кулак. - Через винтовку с оптическим прицелом... - протянул Оситари-сан. - Готичненько. Никто не понял, о чем он, слишком завораживающим был голос, чтобы вслушиваться в содержание. - Голыми руками! - рявкнул Оиси-сэмпай, заработав одобрительный взгляд Санады-сана. Красный кот мяукнул и спрыгнул с его колен. - Ой. Нежно так. Осторожно. - Я... может, ножом? - тихо предложил Така-сан. - Для суши... - Примитивно мыслишь, Кавамура, - отмахнулся Атобэ-сан, со стола полетели вазочки. - Обрушить на него Токийскую башню! Вот это высокий класс! Присутствующие очень неодобрительно на него посмотрели, и Момо был с ними совершенно согласен. Ладно, президент Франции, но бросать на пол печенье... непростительно! - Бугага, - бархатистым смехом выразил несогласие Оситари-сан. – Вапщеубилонах! Винтовка – наш выбор. – Мнение твое плебейское я не учитываю! – фыркнул Атобэ-сан, сметая левой рукой еще несколько вазочек с печенюшками. Только мощным усилием воли Момосиро не бросился спасать несчастное печенье, предоставив тому надежное убежище в призывно урчащем желудке. – А…ак...куратнее, - прошелестел Така-сан, нервно оглядываясь. – Печенье, прошу прощения, портится. – Да как смеешь ты осуждать наши деяния?! – возмутился Атобэ-сан, каким-то образом выпрямляя и без того прямую спину. Момо тихо позавидовал и решил кое-что перенять на будущее, дразнить Глупую Гадюку. Оиси-сэмпай, приманивающий кота обратно на колени сушкой, снова громогласно вступился за Така-сана. – Хватит уже выпендриваться! – котяра схватил сушку и ускакал в угол. – Осмелюсь высказать свое скромное мнение. Последнее было сказано так тихо, что Момосиро едва уловил смысл. Тем более Инуи-сэмпай так усердно делал записи в свою тетрадь, что ручка скрипела оглушающее громко. Фудзи-сэмпай на его плече пошевелился и пробормотал: – Друзья, здесь светит нам луна, здесь кров небес над нами. Наполним кубок круговой! Момо эти слова показались бессмыслицей, однако, поскольку речь шла о Фудзи-сэмпае, смысл таки был и даже, скорее всего (поскольку речь шла о Фудзи-сэмпае!), смысл глубокий. Инуи-сэмпай хмыкнул, на минуту оторвался от тетради, налил в чашку жидкость из бутыли – снова завоняло так, что у Момо выступили слезы на глазах – и вернулся к протоколу. Тем временем присутствующие, похоже, начали ссориться всерьез. – Искусством устранение неугодной нам персоны назвать следует! – напирал Атобэ-сан, как-то понемногу теряя свою величавость, – и не соответствуют именованию этому ваши тупоумные предложения! – Отсыпь, а? – отрезал Оситари-сан. – Убей сибя тапкам, Атобэ. – Вы…оба неправы, - шептал столу Така-сан, покраснев. На него никто не обращал внимания. Оиси-сэмпай уселся в уголке, поглаживая громко мурлыкающего кота и наблюдая за остальными. Санада-сан хмурил брови, презрительно хрустя конфетами. – Отчего же председатель наш многомудрый молчит, а? – поднял в трагическом жесте рука Атобэ-сан. – Или он язык свой проглотил? – Что требуете? – буркнул вице-капитан Риккай, смерив Атобэ-сана высокомерным взглядом. – Чтобы ты с нашими доводами остроумными и блистательными согласился наконец! Санада-сан только пожал плечами, коротко и мрачно улыбнувшись (Момо мороз пробрал от этого оскала) и сказал: – Ты еси не муж, но жена. Оситари-сан сверкнул очками и рассмеялся. – Фтему! Атобэ-сан побагровел, Момо даже испугался, что ему станет плохо. – Жук смердящий, как посмел ты глаголать так о моей безупречной персоне, звездам подобной?! Санада-сан ухмыльнулся, смерив капитана Хётэй оценивающим взглядом, и безмятежно продолжил есть сладости. Момо пожалел Атобэ-сана и позавидовал Санаде-сану (уж очень хотелось есть). Только Оситари-сан открыл рот, намереваясь что-то добавить, видимо, очередную гадость, как Така-сан, глотнувший из чашки, взвился в воздух, буквально пылая. – Барнинг!!! Шокинг!!! Момо аж подпрыгнул на месте, мысленно пожелав тому, кто сунул Така-сану в руки ракетку, застрять на необитаемом острове без еды. Навеки. Но никакой ракетки у сэмпая не было. – Вовеки не бывала столь роковою сладость, - негромко сказал Фудзи-сэмпай, не открывая глаз. – Кавамура по причине крайней застенчивости, помешавшей ему направить взгляд под нужным углом в пятьдесят девять градусов, перепутал свою тару для употребления жидкости с тарой Фудзи и как следствие употребил мою новейшую разработку вместо жидкости, именуемой чаем. Весьма интересный эффект, - молчаливо записывавший до того Инуи-сэмпай с научным любопытством разглядывал бушующего Така-сана. – Раннингу лайфу! Грейто!! – Ты оскорбляешь слух наш тонкий, Кавамура! – отвлекся от Санады-сана разозленный Атобэ-сан. – Позоришь клуб наш!! – Тебя фшторило, Кавамура? – недовольно произнес Оситари-сан. – Ты криветко, как и Атобэ. – Что?! – взвыл капитан Хетэй. – Не мешайте мне фиксировать результаты данного научного эксперимента! – повысил голос Инуи-сэмпай. – Сон разума рождает чудовищ, - недовольно сказал, приоткрыв глаза, отливающие стальным блеском (Момо уже устал пугаться за вечер), Фудзи-сэмпай. Санада-сан скривился и ударил кулаком по столу так, что стол содрогнулся в конвульсии. Из угла ему вторил Оиси-сэмпай. – Да заткнитесь уже, придурки!! – кот мявкнул и укусил его за руку. – Очень вас прошу, уважаемые. В эту напряженную минуту часы начали бить полночь. Свечи разом погасли, и вдруг наступила мертвящая тишина. В голове бедного Момосиро уже стоял туман, усугубляемый ощущением, что кто-то стучит молотком внутри черепа. Есть хотелось невыносимо. К тому же он так и не узнал больше ничего об убийстве. Что-то холодное, похожее на пальцы покойника, вдруг прикоснулось к его щеке, и несчастный Момо, не выдержав, заорал и упал в обморок, погружаясь в блаженное беспамятство. В Японии царило чудесное летнее утро. Лениво-жаркое, с легкими порывами теплого ветра и шелестом высохшей травы. Идеальное время для теннисной тренировки. Минутку... - Тренировка! - взвился с кровати Момо. Точнее, попытался взвиться, порыв благополучно заглох в переплетении простыней. Постель была разворочена, подушки нигде не наблюдалось, зато была навалена тяжелая груда одеял. - Да что за... При каждом движении кровать опасно трещала и прогибалась, будто ночью на ней танцевали тринадцать гиппопотамов одновременно. - Сон, да? - с надеждой осведомился Момо у мира, путаясь в одеялах и наворачиваясь на пол. - Сон, - убежденно заявил он, прикладываясь лбом о тумбочку. - Так не бывает. Момо оглядел комнату. Все было как обычно вроде бы. Раскиданные вещи, общий бардак, отсутствующий Этидзэн, бурчащий желудок, будильник, стрелки которого приближались к отметке двенадцать. - Пирожок, - жалобно сказал Момо. – Ну почему меня никто не разбудил? Как же мой завтрак? И я опаздываю! – его передернуло, слишком свежи были воспоминания о кролике. – Тренировка, тренировка… Да, я потренируюсь, и все будет как прежде. Это был сон, никто никого убивать не собирается. Но сначала нужно подкрепиться, заявил сам себе Момо, быстро переоделся и на цыпочках поспешил на кухню, крадучись по тому самому коридору и вздрагивая от любого подозрительного шороха. Ни кролика, ни Инуи-сэмпая видно не было. Момо вздохнул и отер пот со лба. Сон. Совсем другим шагом, широким и уверенным, он дошел до кухни и, напевая какую-то заводную песенку, пожрал все, что обнаружил в холодильниках. Придя в бодрое расположение духа и обнаружив в своей жизни смысл, Момо пришел к выводу, что теперь можно и потренироваться, и вприпрыжку понесся к своей группе. Снаружи ослепительно сияло солнце, жизнь была прекрасна. Недавний кошмар казался совсем далеким, и Момо посмеялся своему испугу. Глупости все это. Просто сон. - Барнинг! - внезапно завопили с одного из кортов. - Кам он, бэйби!!! Момо резко затормозил, не веря своим ушам. - Доколе? - в голосе Атобэ-сана звучало смирение. - Доколе наш чуткий слух будет терпеть этот возмутительный шум? Нет-нет-нет, отчаянно замотал головой Момо. Только не это. Только не снова. Он не переживет. - Чжуан Чжоу… - мягко сказал за его спиной улыбающийся голос. Разумеется, обычно голоса не улыбаются, но этот, казалось, существовал отдельно от хозяина. Момо даже не нужно было оборачиваться, он и так догадывался, что там увидит. - Однажды ему приснилось, что он бабочка. Ты же знаешь эту историю, правда, Момо? Но когда Чжоу проснулся, он не мог понять, то ли ему снилось, что он бабочка, то ли бабочке снилось, что она - Чжоу. Либо сон приснился тебе, либо Черному Королю, - тут голос тихо засмеялся только ему понятной шутке. – Или и вовсе мне. По-твоему, чей это был сон?
Если мир подлунный сам Лишь во сне явился нам, Люди, как не верить снам? Кэррол.