Бета: спасибо Дамарии, правку внесла)
Название фанфика: Райская птица
Рейтинг: PG
Пейринг: Ширайши/Санада
Жанр: пвп с просветлением
Статус: закончен
Краткое содержание: есть вещи, которые стоит терять.
Примечания автора: токмо волею пославших меня… Ollyy, я жду твоего ответа!
Дисклеймер: все Кономино, кроме бреда. Бред мой.
читать дальше
Тело должно быть как сад...
Из лесбийского ролика с Мерил Стрип.
Из лесбийского ролика с Мерил Стрип.
— Зачем они тебе? - кивает Санада на руку Ширайши.
— Бинты? - смеется капитан Шитенходжи. - Хочешь узнать?
— Да.
— Тогда давай руку.
— Зачем?
— Ну, тебе же интересно, так?
Он улыбается - простой и искренней улыбкой, и протягивает руку сам. Его обаянию практически невозможно противиться, обаянию человека, который вломился на их с Кирихарой тренировку, наскоро разбил обоих и увел Санаду с собой - гулять. Часа два они бесцельно шатались по улицам города, а теперь сидели дома у Санады, у раскрытого окна, пили чай. В этом сумрачном, строгом доме он кажется невесть откуда залетевшей райской птицей - слишком тонкий, слишком красивый, слишком веселый, слишком легко наполняющий все вокруг новыми красками. И вот теперь он улыбается - так же просто и непринужденно, как протягивает руку. Его страшно коснуться, кажется, что он рассыплется блестящей пылью, как положено миражу, но Санада протягивает руку в ответ - нет оснований предполагать что-то ужасное.
Ширайши осторожно кончиками пальцев простукивает его мышцы - ладонь, запястье, затем легко пропускает тонкую кисть под манжету и одним резким жестом отдергивает рукав. Улыбается еще шире, чуть тянет полученную руку на себя, бережно скользит по предплечью удивительно мягкими, словно не знавшими никакой работы, подушечками пальцев, и снова простукивает - связки.
— А ты силен! - смеется Ширайши. Будто они только что не играли!
Быстрым жестом капитан ныряет в карман и достает оттуда маленький сверток рыхлой ткани, небрежно зубами распускает серпантином ленту бинта, подхватывает кончик и бережно протягивает между пальцев Санады. Легкий быстрый жест - и Санада почти готов сожалеть о своей доверчивости: асбестовая ткань обжигает нежные перемычки между пальцами.
— Извини, - печально роняет Ширайши. - Тяжело, наверно, с непривычки.
И легким жестом затягивает очередной виток - вокруг ладони.
Опыт дает о себе знать - узкие руки Ширайши мелькают вокруг санадиной руки, как игла швейной машинки, с чудовищной скоростью. Только новые витки захлестывают кожу - еще и еще. Изредка - неощутимое постукивание, изредка - легкое поглаживание, что-то Ширайши выясняет у руки Санады перед тем, как затянуть ее в бинты.
Один неудачно принятый вызов - и вечер Санады перешел в распоряжение Ширайши. Один неудачный вопрос - и его рука, часть его тела, кажется, сменила хозяина - на одну перевязку. Как там говорил Тезука? Он был небрежен?
И чего хочет от него Ширайши, с его улыбкой, с его сияющими глазами, на самом деле?
Ширайши тем временем осторожно поднимает локоть Санады, выгибая руку, бережно подносит его запястье к своему лицу и надкусывает бинт. Оборвать его по метке - дело секунды, последний виток не затягивается ничуть, и капитан Шитенходжи наконец выпускает добычу. Рука Санады, коротко дернувшись, замирает в воздухе.
— Здорово, правда? - смеется Ширайши. - И так постоянно.
Малейшее усилие мышц, почти неощутимое напряжение мускулов, каждое сокращение - все отдается в полную мощь, все ощущается всей забинтованной кожей. Свистопляска ощущений отражает ничтожную дрожь, с которой рука остается неподвижной, любое движение распадается на тысячи составляющих, каждая из которой бежит по тугой перевязке.
— Вот оно как, - поворачивает руку Санада. - Полный контроль.
— Скорее, обострение чувств, - Ширайши явно доволен ситуацией и горд собой.
— Обострение чувств?
— Да, - в глазах Ширайши появилась задумчивость. - Большинство людей даже не представляют, что могло бы дать им их собственное тело. Ограничивают себя.
— По-твоему, аскеза - это плохо?
— По-моему, аскеза - это мало. Показать?
— Ну, попробуй.
— Но ты должен полностью доверять мне.
— У меня нет причин тебе не доверять.
— Ты сам это сказал, - смеется Ширайши - до боли знакомым, довольным, чуть злорадным смехом полного победителя. И Санаду не оставляет легкое ощущение, что сейчас он ненароком отдал Ширайши еще что-то ценное. Гость встает и легкой, нарочито небрежной походкой подходит к старому плетеному креслу, в котором сидит Санада, садится рядом на корточки и легким жестом прижимает указательный палец к кончику риккайдайского носа.
— Что ты задумал?
— Ты сам сказал, - довольно улыбается Ширайши. Большой палец ложится на подбородок Санады, и указательный, прижимаясь с силой, скользит вниз, небрежно оттягивая нижнюю губу, - что ты мне доверяешь.
Улыбка тает на лице Ширайши, когда он встает - что прижаться губами к губам Санады. Давно выбитый из головы ветер - поцелуй мягких, чуть суховатых губ, нежные, как касание бабочки, прикосновения к шее - Ширайши ослабил галстук, и тугой воротник рубашки больше не давит челюсть. Наконец, он отстраняется.
— А, ты про это...
Говорить небрежно - адский труд, как поет рука, запутанная бинтами, так все тело Санады отзывается на близость Ширайши. Старое кресло трещит по швам от двойного веса, сломав сдержанность, сметя запрет на удовольствие, каждая клеточка требует большего, предавая хозяина.
— Ну, не совсем, - улыбается Ширайши. Галстук тянется за тонкой рукой, узел, который Санада так тщательно выверял, распадается в доли секунды.
— Кресло не выдержит, - предупреждает Санада.
Ширайши соскакивает с замечательной легкостью.
— Ну, где-то ты спишь, правильно?
В своей маленькой спальне, на кровати с тонким матрасом и простынях жесткого льна Санада в свое время немало думал перед тем, как уснуть, о будущем Риккайдай, о жестокости и о любви, о смирении как о долге, о своем пути и о природе подлинного величия. Теперь на этом же матрасе он чувствовал, как Ширайши расстегивает пуговицы его рубашки, и все высокие мечты осквернялись почти мучительным желанием - впрочем, если верить Ширайши, не осквернялись. Но верить Ширайши опасно, он слишком ловко получает то, что хочет. И вот в его распоряжение переходит старый вытертый ремень Санады, и бинты, которые дарят такой замечательный чувственный контроль над силой, царапают кожу живота - пока Ширайши терзает тугую пуговицу и заедающую молнию. Зелено-желтая форма из почти невесомого, гладкого материала на долю секунды надувается ветром, падая рядом с санадиной постелью. Ширайши бережно склоняется к самому лицу Санады, опираясь запястьем на высокое изголовье, и резко прерывает конфликт чувства и долга - водоворотом умелых ласк, в котором нет времени и места ни для одной сколь-либо сложной мысли.
***
Шитенходжи уехали на следующий день. Санада пришел на вокзал, но на перрон не вышел - незачем. Вроде он видел издали мелькавшую сине-белую форму, все, как обычно, галдели и суетились, судя по взрывам смеха, доносившимся от поезда, ребята планировали здесь нашутиться на всю оставшуюся жизнь. Что-то весело верещал Тояма, вальяжный тренерский глас порой шикал на весь вокзал.
Надо было идти, ему нечего здесь делать, это чужая жизнь, и сюда его не звали, он должен жить, как жил до этого, но Ширайши напоследок забрал что-то еще, что-то важное, необходимое, без которого возвращение домой, в Риккайдай, к холодным глазам Юкимуры, к визгливому нахальству Кирихары и его приятелей, к друзьям-сокомандникам, перемалывающим все, что поддается, казалось каторгой, батожной пыткой, и всей самодисциплины не хватало, чтоб развернуться и закрыть дверь в тот странный вечер, когда райская птица - мимолетом - залетела в его спальню.
— Где тебя носит? - раздался над ухом уже знакомый, простой и искренний смех. - Пробки?